Н. Джеймисин - Сто тысяч Королевств

Он кивнул:

— Воля Итемпаса превыше всего. — Ещё одна пауза, а потом его глаза внезапно прояснились. И я разглядела их полностью, от и до. Холодные. Твёрдые. Тёмные, как небо за окном. — Если вы не хотите видеть меня здесь, прикажите — и я уйду.

Дано к рассмотрению:колоссальное могущество + существо, в коем оно сосредоточено + власть над ним. Ваша власть. Любая прихоть по мановению руки.

Вопрос:непреодолимый соблазн силы. Как не поддаться желанию унизить того, перед кем некогда преклонялся? Подавить. Сломать. Растоптать.

Почти невозможно. Исключено, право слово.

Думаю, ни одному смертному подобное не под силу.

— В первую очередь я предпочла бы знать, зачем вы вообще заявились ко мне, — сказала я. — Но мне не хочется выбивать из вас объяснения силой.

— Почему нет? — Что-то в тоне его голоса меня насторожило.

Злость? С чего бы это? Из-за моей над ним власти — и отказа применить её? Или, наоборот, взволнован тем, что я бы могла…

Сам ответ пришёл мне на ум почти мгновенно: несправедливо. Вот как это бы было. Однако я не решалась высказать всё ему в лицо. Даже не неправильно — это он незваным вошёл в мою комнату (как ни крути, по обычаям любых земель — умышленное их попрание). Я бы, не колеблясь, приказала ему уйти, будь он человеком.

Нет, даже не столько человеком. Свободным , вот что главное.

Но свободным Владыка не был. Вирейн подробно объяснил мне это накануне вечером, покуда метил меня сигилом. Любой команде Э нэф а дех должно быть предельно простой и чёткой. Тщательно избегайте метафор и просторечия. И всегда наперёд хорошенько обдумывайте каждое своё слово, дабы не попасть впросак и не призвать неприятностей себе на голову. Скажи я что-то навроде: «Убирайся, Ньяхдох!» — и он со спокойной душой может ретироваться восвояси не только из этой комнаты, но, заодно, и вообще из дворца. А потом один Небесный Отче знает, какие ещё фокусы он выкинет. И лишь самому Декарте под силу справиться с обратным призывом падшего. Ну, или прикажи по-другому: «Ньяхдох, замолкни», — и он скажется немым, пока я или другой чистокровный из Арамери не отменит веления.

Наконец, окажись я столь беспечной, чтобы, не задумываясь, бросить: «Да делай что хочешь, Ньяхдох», — и он запросто прибьёт меня. Ибо смерть каждого Арамери в радость ему. Так уже бывало, прежде, много-много раз на протяжении тысячелетий, согласно изложенному Вирейном. ( Услужение , как он назвал это, Арамери не нуждалось в излишней чистке: глупцы сами подписывали себе смертный приговор, прежде чем прослыть будоражащими семью смутьянами или оставить потомство.)

— Я не собираюсь повелевать тебе, ибо раздумываю над союзом, предложенным вашей леди Кирью, — наконец определилась я. — И этот альянс должен основаться на уважении. Взаимном уважении.

— Это не имеет значения, — сказал он. — Я ваш раб.

При словах этих я не могла ни поморщиться.

— Да я и сама здесь на правах пленницы.

— Пленницы, чьим приказам мой долг — безусловно подчиняться. Прощу прощения, что не ощущаю в себе ни капли сочувствия.

Я почувствовала себя виноватой — и чувство это совсем мне не нравилось. Возможно оттого, что мой далеко не скромный нрав выказал себя прежде, чем я успела опомниться.

— Ты — бог! — рявкнула я со злостью. — Смертельно опасная зверюга на тоненьком поводке. Однажды уже сорвавшаяся — прямиком на меня лично. Может, у меня и есть власть над тобой; но я бы была полной дурой, считая, что последнее сбережёт меня при случае. Куда как разумнее любезно предложить другому поинтересоваться его желанием на сей счёт — в надежде на ответное согласие.

— Спросить . И озвучить затем приказ.

— Спросить, и услышав чёткое «нет», принять его как должное. Это, знаете ли, тоже зовёттся уважением .

Он замолк. И надолго. В наступившей тишине я спешно прокручивала в мыслях сказанное только что, молясь беззвучно, не оставила ли лишней лазейки в рассуждениях?

— Вы не можете заснуть, — наконец подал он голос.

Я смущённо моргнула, секундой позже до меня дошло, что это — вопрос.

— Ну да. Постель… чересчур много света.

Ньяхдох кивнул. Внезапно начало смеркаться, свет словно тускнел, комнату неспешно окутывали тени, — покуда не осталось лишь мерцание звёздного неба с его светилом да огни ночного города. На месте Владыки подрагивала лишь слабая тёмная тень, словно вытравленная на фоне окна. Лицо, отмеченное бледным пятном света, подалось в мою сторону.