Н. Джеймисин - Сто тысяч Королевств

— Я рассмотрю вашу просьбу, — сказала я самым величественным тоном, что смогла из себя выдавить. — Пожалуйста, передайте леди Кирью, что дам ответ не позже, чем в три дня.

Сиех рассмеялся и, спрыгнув с меня, вернулся на кровать. Свернувшись клубком, он улыбнулся:

— Кирью готова была презирать тебя. Думала, ты тут же уцепишься за выпавший шанс, а теперь ей самой придётся побеситься в ожидании!

— Альянс, заключённый в страхе или спешке, недолговечен, — твёрдо сказала я. — Мне нужно время всё обдумать, прежде чем рисковать. В моём положении у меня нет права оступиться, сделав неверный шаг. Не вам ли, Э нэф а дех, не знать этого?

— Понимаю, — согласился Сиех, — но Кирью благоразумна, в отличие от меня. Она делает то, что считает мудрым. Я же — то, что весело. — Он пожал плечами, потом зевнул. — Могу я иногда спать здесь, с тобой?

Я открыла было рот, но вовремя спохватилась. Паршивец столь хорошо играл в невинного ребёнка, что я едва не ответила безотчётным согласием.

— Не уверена, что это будет правильным… приличным, — сказала наконец. — Вы много старше меня, однако, определённо, несовершеннолетни. В любом случае, подобное грозит скандалом.

Его брови взлетели к самому лбу. Затем он расхохотался, перекатившись на спину и замотав головой. Смеялся он долго. Настолько, что стало слегка раздражать. Я встала и вышла к входной двери, вызвать слугу и заказать обед. Две порции. Из вежливости, хоть я и не знала, что едят боги (или кто там он ещё) — и едят ли вообще.

Когда я вернулась, Сиех уже успокоился. Сидя на краю кровати, он задумчиво рассматривал меня.

— Я мог бы быть старше, — предложил еле слышно. — Если ты так хочешь, конечно. Мне не обязательно быть ребёнком.

Потрясённая, я молча смотрела на него, не зная, какое чувство возьмёт верх. Жалость или тошнота. Или оба сразу.

— Я хочу, чтобы ты был собой, — выдавила с трудом.

На лице его стыла мрачная уверенность.

— Невозможно. Пока я здесь, в этих оковах. — Бог коснулся груди.

— Се… — Нет, не хочу звать их семьёй . — Остальные… кто-нибудь просил тебя… быть старше?

Он ухмыльнулся. Страшно и невесело. Далеко не по-детски.

— Как правило, наоборот, — моложе .

Тошнота взяла верх. Я прикрыла рот и, резко отвернувшись, согнулась, борясь с приступом рвоты.

Не бери в голову, что там болтала Рас Анчи. Никогда не стану Арамери. Никогда не назову себя Арамери. Никогда.

Сиех вздохнул и, подойдя ближе, успокаивающе обнял со спины, ткнувшись головой в плечо.

Не понимаю этой привычки постоянно дотрагиваться до меня. В общем-то, ничего такого, но хотела бы я знать, к кому он прижимается, когда меня нет поблизости. И какова цена этой… ласки .

— Я был древним, когда твой род — первый среди многих — познал речь и возжёг огонь, Йин. В сравнении с этим всё, что бы ни пришло им в голову, — пустячные мелочи.

— Это не относится к делу, — отрезала я. — Ты всё ещё… — Я мучительно пыталась подобрать подходящее слово. Человек мог бы счесть это и осокорблением.

Он покачал головой.

— Лишь смерть Энэфы причиняет мне боль; ни одному смертному такое не под силу.

И тут весь дворец вздрогнул от прокатившегося глубокого, гулкого, глубинного звука, отозвавшегося во мне дрожью. Кожу закололо, в ванне что-то загремело. А потом всё стихло.

— Закат, — пояснил Сиех счастливым голосом. Он выпрямился и подошёл к одному из окон. Небо на западе, затянутое слоистыми облаками, полыхало всеми оттенками алого.

— Отец возвращается.

А он уходил? И куда? — поневоле задалась я вопросом. Хотя, в первую очередь, думать надо было о другом.

Чудовище из моих кошмаров. Зверь, охотившийся на меня меж стен. Отец Сиеха.

— Он пытался убить тебя вчера, — сказала я медленно.

Сиех пренебрежительно качнул головой и хлопнул в ладоши, заставив меня подпрыгнуть.

— En. Naiasouwamehikach.

Монотонная тарабарщина, нараспев, ритмично прочитанная, — и в ту же секунду, пока гас последний звук, мои чувства преломились. Я узнавала каждый слог из слабых отголосков, разлетающихся меж стен комнаты. Разлетающихся. Налагающихся. Перекрывающих друг друга. Звук скользил в воздухе (я чувствовала это кожей). Через пол — и в стены. Сквозь опорную колонну, подпирающую Небеса. А по ней — вниз, в землю.

Звук влёк, будто земля переворачивалась, словно сонный ребёнок. Будто мы мчались вкруг солнца — годовым циклом. И тут круговорот звёзд, охватывающих нас сияющим полукружьем, стремительно завершил оборот.