Посреди всего этого одна моя мать не покидала комнат башни, неуклонно глядя на вздыбившееся кошмаром небо. Когда я вошла проведать её — многие начали в отчаянии кончать с собой, — то нашла сидящей, скрестив ноги, на полу, с белой сферой, покоящейся на коленях. Така поза, в её-то преклонном возрасте, должно быть, давалась нелегко и болезненно. Ждать, ответила Шахар на мой немой вопрос и, когда я спросила — чего? — одарила меня холодной, ледяной улыбкой.
«Подходящего мгновения для удара», — вот её слова.
Я знала, о чём речь. Смерть. Что мне оставалось? Я была простой священницей, она — первой в круге. Семья была для неё пустым словом. Пускай путь, избранный нашим орденом, — жениться, выходить замуж и растить детей в свете и мире; но моя мать заявила, что признаёт мужем одного лишь Господа нашего. А чтоб утихомирить старейшин, попросту завела детей с собратом по вере. Итогом стали мы с моим братом-близнецом; но любви меж нами не было. В моём голосе нет злобы; мне хватило тридцати лет, что смирить гнев и утихомирить сердце. И посему я знала, что ни говори, как ни пытайся помешать или переубедить, Шахар останется глуха к любым призывам.
Тогда ж я закрыла дверь и вернулась к молитвам. Утро следующего дня знаменовалось ударом грома. Грохотало с такой силой, что, казалось, от храма Светлых Полдневных Небес не останется и камня на камне. Оправившись, мы разбрелись, поражённые тем, что вопреки всему ещё живы.
Все, кроме моей матери.
Я первой нашла её. Я, и Владыка Дня(HR), стоявший рядом с телом, прямо за открытой дверью.
Конечно, я рухнула на колени, спешно бормоча что-то о том, как почтена Его присутствием. А по правде… В глазах стояла лишь Шахар, лежавшая ничком на полу на том самом месте, где мы с ней виделись последний раз. Разломанной, рядом валялась белая сфера, а в руках матери виднелось что-то серое и мерцающее. Печаль окутывала лицо Владыки Итемпаса, осторожным касанием Он прикрыл Шахар глаза. Я была рада этому жесту скорби: наконец матушка добилась исполнения заветного желания — угодить своему господину.
— Единственная верная мне, — еле слышно произнёс он. — Все предали меня, кроме тебя.
Позже я узнаю, что имелось ввиду: леди Энэфа(HR) и лорд Ньяхдох(HR) отвернулись от него, вместе с сотнями бессмертных чад своих. Позже ж Владыка Итемпас передаст мне скованных невидимыми цепями падших богов и прикажет пустить их службу на благо мира. Чересчур много для смертного, чтобы тот мог пережить подобное. По крайней мере, для такого, как мой брат. Мы нашли Бентра той же ночью, в его комнате, с опущенными в воду для умывания окровавленными запястьями.
Всё досталось мне одной. Свидетельствовать. Нести спавшее с материнских плеч бремя. Наконец, оплакивать мертвецов. Всё одной. Если бог и снизошёл оказать честь Шахар, то что ей, покойнице, с того? Скупые жесты не ворачивают жизни.
Но память о ней не кончится. И потомки запомнят Первосвященницу Пресветлого, Шахар Арамери. Навеки.
Ради тебя, мама. Всё, ради тебя. Я буду жить дальше. Я повинуюсь приказам Господа нашего. Я изменю этот мир. Я найду мужей, достаточно сильных, дабы разделить со мной это бремя, и я воспитаю своих детей столь же твёрдыми, холодными и безжалостными, какой была ты сама. Такого наследия ты бы хотела, не так ли? Во имя Господа нашего, да будет так.
И да помогут нам боги. Всем и во всём.
Так много людей, заслуживающих благодарности, — и так мало места на листе.
Прежде всего спасибо отцу, моему первому редактору и первому, кто заронил в меня искру писательства. Я правда сожалею, что заставляла тебя читать всю ту ахинею, написанную пятнадцатилетним подростком. Надеюсь, что эта книга сойдёт за извинения.
Аналогичная благодарность взращивавшим все эти годы меня как писателя «инкубаторам»: фант-семинару Viable Paradise, литфонду Speculative Literature Foundation, Обществу Карла Брэндона, литмастерским НФ и фэнтези Critters http://www.Critters.org, BRAWLers of Boston, Black Beans, The Secret Cabal и Altered Fluid. Никогда не думала, что смогу зайти так далеко. Да мне бы этого и не удалось, не поддавая вы каждый раз мне дружеского пинка. (Синяки отлично сходят, спасибо.)
Потом, Люсьен Дайвер, самому трудолюбивому литагенту на всей земле. Спасибо, что всегда верила в меня. Деви Пиллай, моему редактору, огорошившему открытием, что и редакторы могут быть весёлыми чудаками, мило потрошащими рукописи и перемигивающимися с довольной ухмылкой. Спасибо за это и за присвоение столь громкого титула.
Читать дальше