Кеннет Бёг Андерсен - Ошибка кота Люцифакса

— Как будто от этого что-то изменилось!

Филипп протянул руку с извиняющейся улыбкой:

— Мне очень жаль, что я так с тобой поступал, Люцифакс. Это правда. Наверное, потому, что ты был хорошим учителем. Ну, так как, друзья?

— Я видел немало тех, кто раскаивался, что протянул руку Дьяволу, — упрямо сказал кот. — А рога у тебя почти такие длинные, как у Люцифера. — Он подумал. Потом протянул лапу. — Ладно, прощу тебя на этот раз. Но если это повторится…

— Это не повторится, — сказал Филипп и пожал коту лапу.

Люцифакс спрыгнул на пол и подошел к двери.

— На этот раз все. К следующему разу ты прочитаешь до конца автобиографию Господина «Жизнь в Аду» и еще раз перечитаешь первые семь глав…

Кот споткнулся обо что-то и уткнулся носом в пол. Быстро вскочил на лапы и свирепо посмотрел на Филиппа.

— Извини, — сказал Филипп и подтянул к себе хвост. — Это нечаянно. Я еще не очень хорошо управляюсь с ним.

— Так вот, что я сказал, — зашипел кот, — автобиографию Господина до конца и первые десять глав книги «Преступление и наказание». — Он повернулся и вышел из кабинета.

Филипп самодовольно улыбнулся. Выходя из кабинета, он поднял свой хвост, обернул им дверную ручку и мягко потянул к себе.

— «Извини, извини, я обещаю , что не нарушу своего обещания, — передразнивал себя Филипп, открывая дверь в свою комнату. — Мне очень жаль, что я так с тобой поступал, бедный-бедный Люцифакс. Когда я тебе говорю, что мне очень жаль, то ты мне…» — он захлопнул дверь, — не верь !

Он зажег свечи в подсвечнике и подошел к зеркалу.

Оттуда на него смотрел демон. Губы его были сжаты в улыбке, которая больше походила на насмешку.

Филипп очень изменился за последние пять ночей. Иногда он просто не узнавал себя. От недостатка солнечного света кожа его еще больше побелела, рога стали длинными и кривыми. «Почти такими же длинными, как у Люцифера» — так сказал Люцифакс, но это была неправда. Они были длиннее , чем у Люцифера.

А если посмотреть в глаза…

«Глаза — зеркало души , — сказала однажды его мать, — и ни у кого нет более красивых глаз, чем у тебя».

Когда-то его глаза были голубыми. А теперь уже нет. Они стали черными. Черными и сияющими, как один большой зрачок. Стали глазами Дьявола.

И это он то должен извиняться за свое поведение по отношению к Люцифаксу?

Да ни за что! Это они сами виноваты! Люцифер и Люцифакс. Они завлекли его сюда, обучили злу. И теперь Филипп стал тем, в кого они хотели его превратить.

Он стал Дьяволом. Самым натуральным дьяволом с рогами, хвостом и…

Раздался сухой скрип, когда раскрылись два черных крыла. Затем они взмахнули, закрыли свет от свечей, и отражение Филиппа превратилось в силуэт.

Черные прожилки создавали изящные узоры на внутренней поверхности крыльев, а сами крылья изгибались дугой, как у летучих мышей.

— Давай, — прошептал Филипп. — На этот раз должно получиться.

Он стал шевелить крыльями. Сначала медленно, потом быстрее. Быстрее. Быстрее. Быстрее.

В комнате поднялся ветер, который раскрыл на столе книги и начал быстро перелистывать их.

Филипп еще сильнее замахал крыльями, ветер перешел в бурю. Занавески задрожали.

— Давай! Давай!

Пол исчез из-под ног.

Филипп повис в воздухе, в десяти сантиметрах от пола, в свободном парении.

— Продолжай! Выше! Выше! — выкрикивал он сквозь стиснутые зубы; крылья поднимались, так что пламя на стеариновых свечах стало горизонтальным. Но вместо того чтобы взлететь, он начал опускаться.

Приземлившись, Филипп раздраженно выругался.

Он делал что-то неправильно, но что? Он размахивал крыльями изо всех сил. Почему же он поднимался только на десять сантиметров? Так обидно!

В первый раз он сделал попытку взлететь четыре ночи назад. Тогда крылья еще не были такими большими, как сейчас, и хотя он старался изо всех сил, Филипп не смог подняться над полом даже на сантиметр.

На следующую ночь получилось. Он уже почти отказался от попыток, как вдруг словно кто-то подхватил его под руки и поднял на пять сантиметров в воздух. Правда, продолжалось это не более трех секунд, но все-таки. Он летал!

Теперь пять сантиметров превратились в десять, а три секунды — в двадцать. Существенно лучше, но еще недостаточно хорошо.

Только тогда, когда он будет летать под небом, на котором нет звезд, словно охотничий сокол, он будет доволен. Сейчас он был не лучше глупой курицы.

Расстроенный и раздраженный, Филипп сложил крылья и подошел к окну. Хвостом он откинул крючки и распахнул окно. Вытер пот со лба кончиком хвоста и стал смотреть на город, в котором уже пятый день проходил Фестиваль Пакостей.