Роджер Желязны: Рука Оберона

Яркая вспышка озарения по мощи сравнялась с необычным солнцем…

Это был он… На свету мне явилось то, что до сих пор я видел лишь светящимся в полумраке: Образ, великий Образ Янтаря [1] Янтарь — представление Янтаря как символа власти достаточно непривычно для книги, построенной на кельтских и ирландских мифах. В такой роли янтарь, или «белый нефрит», больше известен в древней культуре Поднебесной империи. Тем не менее янтарь и в европейском сознании отождествляется с камнем власти. Например, у Редьярда Киплинга в рассказе «Нож и Меловые холмы»: «Когда мы шли по пастбищу, брат моей матери — Вождь Мужчин — снял свое ожерелье Вождя, составленное из желтых морских камешков… — Из чего? А, вспомнил! Янтарь!» С янтарем связан и древний друидический ритуал тайгерм, ритуал посвящения в высшую власть. У славян тоже известен бел-горюч камень алатырь, легенды о котором восходят к представлениям о янтаре как о предмете, обладающем магическими свойствами отвращать зло; на этом камне стоит мировое древо, а из-под него растекаются по миру целебные реки. Персонажи книги достаточно часто используют со словом «Янтарь» местоимение «она», что безусловно должно отражать величие города Янтарь, но, вероятно, означает и имя маленького беленького существа с одним рогом на голове, хвостом льва, ногами оленя и телом козы, играющего немалую роль в жизни этой семьи Оберона. , брошенный на овальный берег под-над странным небом-морем.

…И благодаря странному чувству, что связывало нас, я знал, что он — настоящий. Что означало — Образ в Янтаре был лишь первой его тенью. Что означало…

Это означало, что сам Янтарь вынесен куда-то за пределы Янтарных владений, Ратн-Я и Тир-на Ног’т. [2] Тир-на Ног’т — один из Благословенных Островов, иначе Счастливых, лежащих в Западном море по ту сторону края моря, куда опускается солнце. Название означает Остров Молодости; это самый красивый из всех островов. Именно с него пришли в Ирландию Племена богини Дану (Туатха де Дананн). Те, кто убит в сражении на этом острове, на следующий день поднимаются исцеленными. Остров известен своими музыкантами-филидами, поэтому многие мечтают попасть на него, чтобы научиться музыке и стихосложению. То есть это место, к которому мы пришли, по праву первенства и формы было подлинным Янтарем.

Я повернулся к улыбающемуся Ганелону, борода и волосы его плавились в безжалостном свете.

— Как ты узнал? — спросил я его.

— Знаешь, я очень неплохо умею строить догадки, Корвин, — отозвался он, — и я вспомнил все, что когда-либо ты рассказывал мне о силе Янтаря: как его тень и тени ваших борений распределяются по мирам. Размышляя о черной дороге, я часто пытался прикинуть, не может ли что-то отбрасывать сходную же тень на сам Янтарь. И вообразил, что это что-то должно быть крайне фундаментальным, могучим и тайным, — он указал на пейзаж перед нами. — Как это.

— Продолжай, — сказал я.

Выражение лица у него изменилось, и Ганелон пожал плечами.

— Итак, должен был существовать пласт реальности глубже вашего Янтаря, — объяснил он, — там, где и свершилась грязная работа. Ваш зверь-покровитель вывел на вполне подходящий уголок, а клякса на Образе выглядит искомой грязной работой. Ты согласен?

Я кивнул.

— Меня больше ошеломила твоя проницательность, а не само умозаключение, — сказал я.

— Тут ты обошел меня, — признал Рэндом, — но впечатление проняло меня до самого нутра… если выражаться деликатно. Я верю, что там, внизу, лежит основа нашего мира.

— Иногда события лучше видит посторонний, чем тот, кто участвует в них, — предположил Ганелон.

Рэндом глянул на меня и вновь обратился к зрелищу Образа.

— Как полагаешь, не очень мы навредим, — спросил он, — если спустимся и рассмотрим поподробнее?

— Есть только один способ выяснить, — сказал я.

— Тогда — в цепочку, — согласился Рэндом. — Поведу я.

— Ладно.

Рэндом повел своего коня направо, налево, направо, через длинную череду пологих уступов, которые сначала зиг-, а затем — загом провели нас по краю стены. Держась в том же порядке, что и весь день до этого, я следовал за ним, Ганелон ехал последним.

— Вроде как тут достаточно устойчиво, — воззвал Рэндом.