Роджер Желязны - Рука Оберона

— Это не так просто сделать, — сказал Бенедикт. — Потеряться на собственной горе. Все время держи на восток и — все, ты же знаешь. Это то направление, откуда солнце, как известно, начинает свой путь.

Я почувствовал, что лицо у меня зарделось.

— Был несчастный случай, — сказал я, глядя в сторону. — Мы потеряли лошадь.

— Что за несчастный случай?

— Серьезный… для лошади.

— Бенедикт, — сказал Рэндом, вдруг поднимая взгляд от — как я сообразил — разорванного Козыря, — что ты можешь рассказать мне о моем сыне Мартине?

Прежде чем заговорить, пару мгновений Бенедикт изучал его. Затем:

— Откуда такой внезапный интерес? — спросил он.

— Просто у меня есть основания полагать, что он может быть мертв, — сказал Рэндом. — Если это так, я хочу отомстить. Если не так… ну, даже мысль о том, что он мог умереть, приводит меня в некоторое сумасшествие. Если Мартин все еще жив, мне хотелось бы встретиться с ним и поговорить.

— Что привело тебя к мысли о его возможной смерти?

Рэндом глянул на меня. Я кивнул.

— Начни с завтрака, — сказал я.

— Пока он занят рассказом, я сооружу нам ленч, — сказал Ганелон, роясь в одной из сумок.

А Рэндом начал:

— Единорог указала нам путь…

Мы сидели в молчании. Рэндом закончил рассказ, а Бенедикт разглядывал небо над Гарнатом. Лицо его ничего не выражало. Я давным-давно научился уважать его молчание.

Наконец Бенедикт кивнул, один раз, резко, и, повернувшись, взглянул на Рэндома.

— Я давно подозревал нечто подобное, — объявил он, — из того, на что годами намекали Папа с Дваркином. У меня складывалось такое впечатление, что существовал изначальный Образ, который они то ли нашли, то ли создали, а наш Янтарь стал лишь его тенью, примерно равной ему по силе. Но я так и не добился никаких указаний, как можно добраться до изначального Образа.

Бенедикт кивнул на Гарнат.

— Говоришь, это соответствует тому, что было свершено там?

— Похоже, — отозвался Рэндом.

— …И вызвано пролитой кровью Мартина?

— Я так полагаю.

Бенедикт поднял Козырь, который Рэндом передал ему при пересказе событий. На этот раз Бенедикт никак не откомментировал его слова.

— Да, — сказал он наконец, — это Мартин. Он приходил ко мне, как только оставил Ратн-Я. И долгое время оставался со мной.

— Почему он пошел к тебе? — спросил Рэндом.

Бенедикт слабо улыбнулся.

— Понимаешь, ему надо было куда-то идти, — сказал он. — Его тошнило от его положения в Ратн-Я, равно как и в Янтаре; он был молод, свободен и только что обрел силу, пройдя через Образ. Он хотел убраться подальше, посмотреть на мир, попутешествовать в Тени — как и все мы. Как-то я, когда он был маленьким, водил его в Авалон, чтобы дать ему побродить по сухой летней земле, научить ездить верхом и чтобы он увидел, как убирают урожай. Когда он вдруг оказался в состоянии в один миг перенестись куда угодно, его выбор был ограничен немногими известными ему адресами. Конечно, в тот миг он мог задумать грезу о любом мире и уйти туда — создать его, как это бывает. Но он знал: еще многому надо научиться, чтобы гарантировать себе безопасность в Тени. Так что он предпочел отправиться ко мне, чтобы попроситься в ученики. И я его обучил. Большую часть года он провел у меня. Я обучил его искусству поединка, научил его обращению с Козырями и Тенью, проинструктировал в тех вопросах, в которых должен быть сведущ житель Янтаря, если хочет остаться в живых.

— Зачем ты все это делал? — спросил Рэндом.

— Ведь кто-то должен. Он пришел ко мне — и я учил, — отозвался Бенедикт. — Но и нельзя сказать, что мальчик мне не понравился, — добавил он.

Рэндом кивнул.

— Значит, он пробыл с тобой почти год. Что стало с ним потом?

— Страсть к перемене мест, о которой тебе известно не хуже меня. Раз он обрел некую уверенность в своих силах, то захотел испытать себя. В процессе обучения я брал его в путешествия по Тени, представил своим знакомым в различных краях. Но пришло время, когда он захотел идти своим путем. И тогда он сказал мне «до свидания» и убыл.

— Видел ли ты его потом? — спросил Рэндом.

— Да. Он периодически возвращался, оставаясь некоторое время со мной, рассказывал о своих приключениях, открытиях. И всегда было ясно, что это всего лишь визит. Немного погодя его охватывало беспокойство, и он уходил вновь.