Антон Соя - Собачья королева

Собаки заполнили весь двор от забора до забора. Теперь уже не собачья река, а колышущееся в разные стороны собачье море предстаёт перед взглядом Ивана. Собаки тихо поскуливают от нетерпения, словно в ожидании праздничной любимой еды, но никто не лает, и от того собачье собрание выглядит ещё более зловеще. На Ивана они обращают не больше внимания, чем на своих собратьев. Собачьи взгляды прикованы к двум фигурам — женщине, застывшей посреди собачьего моря, и Чернушке, гордо стоящей на крыльце. Собаки отчаянно вертят слюнявыми беспокойными мордами от жертвы к Королеве, боясь упустить сигнал к началу казни-трапезы.

Иван вместе с собаками смотрит на окаменевшую от ужаса голую женщину, пытающуюся зажать левой рукой кровь, бьющую фонтаном из запястья правой руки. Рот женщины раскрыт в беззвучном крике, глаза вылезли из орбит, она видит вокруг себя горящие угли собачьих глаз, жадные ощеренные пасти, видит свою страшную смерть. Практически она уже мертва от неописуемого ужаса, сковавшего её дрожащее, поджарое, спортивное тело. Тело — обнажённое и потому совершенно беззащитное, манящее античной красотой круглого плоского живота, округлых бёдер и идеальной формы грудей, никогда не кормивших дитя. Зрелище, отвратительное и прекрасное одновременно, завораживает мальчика, он не может оторвать взгляд от нагого зрелого, аппетитного женского тела, превратившегося в живой фонтан, брызгающий собственной кровью. Полная луна отражается на мертвенно-бледной коже женщины, и так обычно снежно-белой, а сейчас, очевидно, глянцево-мраморной. Памятник на собственной могиле посреди собачьего пира — вот во что она превратилась. Ивану становится её жалко. Но поздно. Ничего изменить нельзя. Иван ценой большого усилия заставляет себя перевести взгляд с главного деликатеса предстоящего собачьего пира на чёрную собаку рядом с собой. Стоящая на крыльце Чернушка прекрасна. Иван с удовольствием любуется ей. Как же она сейчас великолепна! Всё её существо наполнено дикой первозданной красотой. Не собака, а чёрный сгусток праведной мести. Косматый ангел-мститель с окровавленными клыками, с налитыми кровью глазами и вытянутой в струну от холки до хвоста спиной, с искрящейся статическим электричеством и стоящей дыбом шерстью. Наконец, вдоволь налюбовавшись унижением своей убийцы, Собачья Королева коротко и отрывисто лает.

«Это сигнал. Сейчас они разорвут её», — думает Иван. Он с силой зажмуривает глаза и закрывает руками уши, не в силах смотреть, как сотни собак будут рвать на клочки и пожирать его родную тётку. Ту, про которую он никогда не знал и так ничего и не узнал. Ту, чей страшный завораживающий образ навеки перекочевал в его сны. Ту, что убила его мать и пыталась выдать себя за неё. Он не видит и не слышит убийства, но воображаемая картина, чавканье, скулёж и хруст разгрызаемых костей кажутся не менее страшными.

«Собаке — собачья смерть» — крутится в голове Ивана неуместная фраза из далёкого детства. «Хорошо, что мама меня не слышит, — думает он и тут же спохватывается, — какая мама?» Он опять подумал о Чернушке, как о маме.

— Открой глаза, Ваня! — слышит он тут же в голове мамин голос.

Иван послушно приоткрывает глаза, в страхе ожидая застать разгар собачьего пира, увидеть, как огромный клубок, в который превратилась свора, катается по двору, рыча и скуля, вырывая друг у друга из пастей что-то, что ещё недавно надеялось на счастливую жизнь… Но опасения оказываются напрасны — во дворе почти ничего не изменилось. Всё так же белеет одинокая, с перекошенным ужасом лицом, статуя посреди собачьего моря. Только вот взгляд ведьмы теперь направлен туда же, куда и горящие взгляды собачьего сброда, — за левый угол дома. Туда, где раскинулся невидимый яблоневый сад и откуда сейчас идёт волна холодного синего огня, раздвигая собою плотные слои собачьего моря. Иван видит, как шерсть у всех собак во дворе одновременно встаёт дыбом. Виной тому источник синего холодного огня, появившийся из-за угла дома и двигающийся в сторону ведьмы. Иван чувствует, как зашевелились волосы у него на затылке. И есть от чего. Собаки тихо, едва слышно скулят и раболепно расступаются перед огромным, превосходящим свой прижизненный размер вдвое, Лордом Генри. Да, это он. Сомнений нет. Иван сразу узнаёт своего первого друга, хотя сейчас силуэт мастифа сияет синим пламенем, глаза горят, как два прожектора, а клыки в оскаленной пасти сверкают, как острые клинки. Плавно, гордо, величаво, с надменной грацией большого хищника Лорд Генри, неумолимо приближаясь к ведьме, степенно вышагивает в коридоре, образованном поджавшими хвосты собаками. Широкий коридор залит синим светом, идущим от глаз мастифа до самых ворот. Иван заворожённо и восхищённо наблюдает за новым поворотом трагического действа. Почти добравшись до жертвы, мастиф неожиданно останавливается и, повернув лобастую голову к крыльцу, склоняет её в поклоне перед своей Королевой. Чернушка кланяется в ответ. Иван тоже склоняет голову. Тут ведьма, словно копившая всё это время силы, резко разворачивается и сломя голову бросается к воротам. Одним движением сдвинув тяжёлую щеколду, затравленная женщина выскакивает на улицу и с бешеной скоростью устремляется в сторону шоссе. За ней следом в два прыжка выскакивает полыхающий ненавистью Лорд Генри. А уже за ним, очнувшись от оцепенения и оглушительно лая, выбегают со двора остальные собаки.