Татьяна Лайка: Дезертир

— Папа, прекрати! — перешла на крик Ляля, от досады сжимая кулачки.

Тот замолк.

— Поймите нас правильно, — вежливо и спокойно отозвался рекрутер. — Мы не вправе кого-либо отговаривать от…

Поднявшийся в толпе недовольный гомон не дал закончить военному фразу.

— Любая девушка государства, — повысил тон солдат, — имеет право по собственному желанию стать медсестрой, и мы можем только поинтересоваться, в какой части она пожелает оказаться.

Толпа ожидающе уставилась на Лялюню, несколько смутившуюся под прицелом стольких глаз, однако не растерявшую своей решительности. Помятый сарафанчик, растрепанная коса, сбитые башмачки и насупленный взор — казалось, ее только что трепали, словно ведьму, готовясь сжечь на костре.

Но костер уже пылал. В очах Ляльки. В ее раскрасневшихся щеках.

В ней самой.

…И в Иере. Который глядел снизу вверх на девушку, как на божество, спустившееся с небес. Глядел непонимающе. Неверяще.

— В его гарнизон! — ткнула пальцем в лежащего в пыли парня Ляля.

Толпа разом ахнула.

Рекрутер, одобрительно глядя на смелую девочку, кивнул.

По завершении набора их обоих заперли внутри экипажа, оставив на страже трех офицеров. Иера бы посадили под охрану в любом случае, а Лялька сама напросилась, прекрасно понимая, что сегодняшняя ночь может принести крупные неприятности.

Целый день просидеть на жесткой скамье оказалось нелегко. Все тело затекло, спина болела нещадно, и размяться возможности не было. Им принесли сначала обед, потом ужин, один раз главный из стражи поинтересовался, не знобко ли девушке, предлагал принести одеяльце, но Лялюня отказалась.

Иер вел себя чрезвычайно напряженно, он то и дело вглядывался в чернеющий лес, время от времени пристально наблюдал за прохаживающимися взад-вперед охранниками, и в целом казалось, он что-то задумал. Ляля пыталась понять, что витает в его голове, даже предположила, что парень решил сбежать, однако ни ночью, ни под утро, когда им разрешили попрощаться с родными, ни потом, когда цепочка экипажей тронулась в путь, Иер ничем не выдал своих намерений и вообще не произнес ни слова.

Вопреки ожиданиям, выселять странную парочку их комфортабельного (по сравнению с остальными) экипажа не стали. Более того, оставили их наедине. Учитывая, что Дерза и его «свору» повезли в других повозках, широких, крытых промасленной тканью, Ляле оставалось только радоваться своим затекшим членам и, соответственно, своей неприкосновенности.

Будучи девочкой не робкого десятка, дочка лавочника быстро освоилась и начала вовсю разглядывать окрестности: леса, поля и луга проплывали мимо; ручьи, речки текли то параллельно тракту, то пересекая его; деревушки встречали кортеж улюлюканьями и свистом, где малолетняя ребятня завистливо щурилась им вслед.

Иер всего этого не замечал. Он был всецело погружен в какие-то свои, совершенно не веселые мысли. Складывалось впечатление, что парень напрочь забыл о побеге и теперь с трепетом представлял, что его ждет в казарме. Ляле в такие моменты становилось жаль юношу: конечно, ее ведь теперь будут беречь, так как санитарок и медсестер не хватало еще сильнее, нежели солдат, а что сделают с Иером, страшно было предположить.

Утром следующего дня Лялюня заметила, что парень гвоздем, выдернутым прям из сиденья, выцарапывал на стене вторую бороздку рядом с другой, сделанной вчера, как подумала девушка, от безделья. Но от неожиданной догадки мороз прошел по спине, покрывая ее гусиной кожей.

— Что это? — наперед зная ответ, но желая удостовериться, спросила Лялька.

— Дни нашего «путешествия», — впервые за все время пути подал голос Иер. — Кто знает, куда нас везут и сколько нам еще трястись в этой коробке.

Бледный, нервозный, весь в нетерпении чего-то, юноша всем видом старался скрыть тот страх перед завтрашним днем, который наполнял его, что называется, всклянь, но, Ляля не смогла не почувствовать его напряженности. Передернув плечами в надежде отогнать наваждение, она вновь уставилась в окошко, однако теперь ни рокот речушек, ни перешептывания лесов не могли вывести девушку из невольного оцепенения.

В одной из деревень им всем разрешили зайти в трактир и поесть нормально. Изможденные дорогой рекруты набросились на запеченного гуся, даже краем глаза не заметив ни Лялюню, ни Иера. Дерз и его прихвостни, казалось, просто забыли об их существовании.

Радость по поводу полноценной человеческой пищи и отсутствия необходимости остерегаться так и не испробовавших плотских забав бывших товарищей почему-то ощущалась какой-то неполноценной… какой-то далекой. Она вроде бы и была, но что-то, чего Лялька никак не могла понять, постоянно свербело внутри нее, отодвигая все прочее на задний план.