— Ладно, обойдемся без приветствий… — без тени раздражения заявляет глава Меллорского братства Пепла, потом снимает с пояса кошель, вытряхивает его содержимое на ладонь и принимается складывать монеты друг на друга.
Складывает. Подравнивает получившийся столбик, а потом берет его тремя пальцами и ставит передо мной:
— Здесь десять золотых. Уходи…
Он что, сошел с ума?
Откидываюсь на стену, скрещиваю руки на груди и холодно интересуюсь:
— Ты пытаешься меня купить?
— Зачем? — удивляется мой собеседник. — Того, что ты ищешь, тут больше нет… И не будет, пока ты в городе… Слово! А это… Это мое пожертвование Двуликому…
Душу тут же сковывает лед: слово главы Серых тверже алмаза. Поэтому я снимаю с пояса кошель, развязываю его и ссыпаю в него монеты:
— Я тебя услышал…
… Делать в городе больше нечего. Поэтому, доев, я выхожу на улицу и неторопливо бреду по направлению к Западным Воротам: до заката еще далеко, значит, я могу успеть пройти по тракту не один десяток перестрелов.
Прохожу по Угольному переулку, чуть не теряю сапог в луже на Горшечной, сворачиваю на Глиняную и останавливаюсь: от постоялого двора «Три карася» и до Лобной площади колышется море мокрых людских голов.
Дальнего «берега» не видно — он теряется в сплошной стене дождя.
Поднимаю взгляд к облакам, стираю с лица струйки воды и мысленно вздыхаю — кажется, надо идти в обход. Только вот в такую погоду Поточная превращается в самую настоящую горную речку и сбивает с ног даже коней. Идти через Кожевенную Слободу — слишком долго. Выходить из города через другие ворота — это лишний крюк.
Снова смотрю поверх голов, вздыхаю еще раз, поудобнее перехватываю посох и вламываюсь в толпу…
… Первые локтей десять я смотрю только вокруг себя, привычно выискивая масленые взгляды и шустрые руки меллорских ловкачей. Потом реагирую на очередной слитный рев толпы и догадываюсь посмотреть на виселицу.
В петлях болтаются три трупа. Четвертый зачем-то снимают… Удивленно приподнимаю бровь: для Божественного Прощения поздновато — он мертв. Да и веревка — цела. Для отправки на кладбище — рано: слишком свеж.
В это время стражники делают шаг назад — и один из повешенных медленно проворачивается вокруг своей оси.
Улавливаю какую-то неправильность, повнимательнее вглядываюсь в его лицо и… равнодушно опускаю взгляд: эта четверка — последняя зарубка на моем Пути.
Опускаю капюшон пониже, протискиваюсь между двумя писцами, пахнущими пергаментом и чернилами, и в этот момент вся толпа подается вперед. И замолкает…
Снова поднимаю взгляд, замечаю два сине-черных пятна, поднимающиеся по лестнице, ведущей на помост, и криво усмехаюсь: надо же, монахи пожаловали…
… Первым до трупов добирается Глас Вседержителя. И тут же вскидывает над головой символ своего сана — жезл с оголовьем, изображающим солнце:
— Снимите их немедленно!!!
Стражники сглатывают слюну и угрюмо опускают взгляды. Потом один из них решается и отрицательно качает головой:
— Простите, брат Афалий, но мы не имеем права! Мы выполняем приказ его милости капитана Жерома! А это — преступники, виновные в… э-э-э… В общем, перед смертью они снасильничали девицу Селинию, дочь Анвара Чирка из Кузнечной Слободы…
— Что ты несешь, солдат? — шипит монах, потом поворачивается к толпе, поднимает лицо к небу и прижимает десницу к груди:
— Прости его, Бог-Отец! Ибо не ведает он истины и упивается ядом своих заблуждений!!!
Стражник стискивает пальцы на древке алебарды и делает шаг вперед:
— Девица Селиния уже опрошена. Есть два свидетеля, которые ви…
Второй монах — Перст Вседержителя — с грохотом бьет о помост своим посохом и ревет на всю площадь:
— Капитана Жерома сюда! Живо!!!
Стражник отшатывается, а братья во Свете, забыв про его существование, поворачиваются к толпе:
— Вчера вечером в Меллор пришел Двуликий…
… Говорят монахи красиво: заслушиваюсь даже я. И представляю, как по ночным улицам, заливаемым нескончаемым дождем, рыскает Бог-Отступник. Как он заглядывает в окна домов и вглядывается в лица детей, освещенные свечами и лучинами. Как отшатывается от дверей тех, чьи сердца пылают Светом Вседержителя. И как помечает те, за которыми живут неверующие — те, чьи черные души могут послужить проводником его злой воли.
Рыскает, конечно же, не один: в шаге за ним крадется один из его верных псов, нелюдь по прозвищу Меченый. И сжимает в потных ладонях иссиня-черный Посох Тьмы…
Читать дальше