Василий Горъ: Проклятие короля

— Стоп! Останови лошадь, Лисица! — выдохнул Герко. И, не дожидаясь, пока охотник рванет на себя поводья, соскочил с телеги.

— Что случи… — начал было Марч, но, услышав шелест покидающего ножны меча, тут же упал навзничь и вцепился в лежащий рядом сверток. А потом, перекатившись вбок, оказался на земле.

Юркнуть под телегу, спрятаться за колесом, размотать дерюгу, достать и согнуть лук, набросить на его рога тетиву, выхватить из колчана стрелу… — Тело двигалось само, а глаза судорожно шарили по придорожным зарослям, выискивая цель.

— Эй, Лисица! — раздалось откуда-то сверху. — Ну, ты и шустрило! Вылезай — ложная тревога… Кстати, знаешь, сколько она с меня взяла?

— А? Да? Кто — она? — выбравшись из-под телеги и на всякий случай встав так, чтобы круп Росинки прикрывал его левый бок, спросил охотник. А потом, приподнявшись на цыпочки, попытался разглядеть, что происходит в облаке дорожной пыли, в котором должна была находиться головная часть обоза.

— Ну, Люсия! Из «Горелого каравая»! — забравшись на свое место, хохотнул Герко. — Я же только что о ней рассказывал…

— Неа… Не знаю…

— Ну, сколько, по-твоему?!

— Небось, серебрушки полторы? — поняв, что свояк от него не отвяжется, буркнул охотник.

— Ага! Полторы она берет с таких придурков, как ты! А с меня взяла всего тридцать пять медяков! Говорит, глянулся я ей…

— Слышь, Герко, а че, точно ложная? — покрутив стрелу между пальцев, встревоженно поинтересовался Марч. — Ведь просто так нас останавливать не стали бы…

— Знаешь, сколько платят эрру [1] Эрр — обращение к магу. (Здесь и далее — примеч. авт.) Малику за день службы? — вопросом на вопрос ответил воин.

— Откель?

— Пятьдесят серебряных монет! Как ты думаешь, почему?

— Не может быть! — пропустив его вопрос мимо ушей, недоверчиво воскликнул Лисица. — Это же уйма денег!

— Да! Уйма! — гордо подбоченясь, ответил воин. — Но он их отрабатывает! Так что, раз Пепел сказал, что дорога свободна, значит, так оно и есть. Поэтому клади лук на место и залазь на телегу…

Несмотря на уверенность умудренного опытом вояки, снимать тетиву с лука Марч все-таки не стал. Резонно рассудив, что особого смысла в этом нет: все равно через полчаса, когда обоз доберется до поворота в долину Белого Камня, ее придется натягивать снова. Поэтому, запрыгнув на облучок, он подобрал поводья, и, дождавшись, пока тронется телега Беззубого Камши, легонько хлестнул прядущую ушами Росинку. А через мгновение, услышав «слышь, Лисица», тихонько вздохнул: судя по выражению лица свояка, Герко, выбравший для отдыха после ночного караула именно его телегу, собирался продолжать рассказ о своих похождениях в «Горелом каравае»…

…За шесть дней пути байки любвеобильного родственника порядком поднадоели, однако прерывать воина Лисица не стал: именно благодаря протекции Герко он двигался по Полуночному тракту не в одиночку, а следом за обозом главы купеческой гильдии Наргина[2] Наргин — столица одноименного баронства.Лиддика Бороды. И не трясся за накупленные на ярмарке продукты, а спокойно восседал на облучке своей телеги, зная, что под охраной двадцати отборных воинов ему почти ничего не грозит. Правда, первые два дня пути все было не так: он не выпускал из рук лука и практически не спал, почему-то решив, что двадцати воинов на тридцать две телеги — это слишком мало.

Да, определенный резон в таких мыслях был: промышляющие в предгорьях Ледяного хребта шайки разбойников умудрялись грабить даже те караваны, которые охраняли отряды в пять и более десятков клинков. А потом растворялись в окрестных лесах с богатой добычей. Только вот в тех караванах не было магов. А в караване Лиддика Бороды — был. Причем не какой-нибудь там иллюзионист[3] Иллюзионист — маг, работающий с воздухом и светом.или ритуалист, а самый настоящий стихийник![4] Стихийник — маг, работающий с огнем и холодом, т. е. способный изменять температуру окружающей среды.Удивительно, но глава купеческой гильдии Наргина умудрился договориться о сопровождении с одним из самых сильных боевых магов Семиречья, эрром Маликом по прозвищу Серый Пепел…

…Когда в облаке пыли, поднятом движущимися по дороге телегами, прорисовались контуры кроны валяющегося на обочине дерева, а под копытами Росинки захрустели обрубки ветвей, Лисица удивленно присвистнул, а потом повернулся к все еще разглагольствующему свояку: