Василий Горъ - Нелюдь

— Пойдем отсюда… — дернув Крома за руку, взмолилась я. — А вдруг он бросится в толпу?

Меченый пожал плечами, поудобнее перехватил котомку, отодвинул в сторону парня с вытаращенными глазами и разинутым ртом и шагнул вперед.

Я вцепилась в его руку, скользнула следом и чуть не оглохла — за спиной раздался очередной душераздирающий крик:

— Трепещите!!! Вот он: гроза-а-а Караджийских лесо-о-ов, быстрый, как молния и ядовитый, как десять десятков алатских ораешей, а-а-акри-и-ид!!!

Оглянувшись, я непонимающе оглядела обнаженных по пояс мужиков, торопливо натягивающих на шесты что-то вроде рыболовных сетей, потом заметила небольшую клетку, возникшую в центре помоста, огненно-рыжее пятнышко внутри и… увидела свое прошлое — руку, проскальзывающую между частыми прутьями решетки, треугольные подушечки на лапках, белую шерсть между ними и обиженно выпяченную губу…

— А теперь встречайте того, кто быстрее акридов и опаснее, чем их смертоносные укусы-ы-ы!!! — донеслось до меня откуда-то издалека. — Укротитель ужаса Караджийских лесов, великий и могучий Эри-и-ик Обоеруки-и-ий!!!

— Кро-о-ом? — не отрывая взгляда от котобелки, выдохнула я. — Посмотри на помост…

Меченый остановился и обернулся.

— Этот зверек и есть акрид?

— Угу…

— Тот самый? Который хищник?

— Угу…

Я проглотила подступивший к горлу комок, вытерла о подол камзола вспотевшие ладони, вцепилась в нагрудник Меченого, встала на цыпочки и заглянула в его глаза:

— Мне надо с тобой поговорить! Очень-очень…

Шестой день четвертой десятины третьего лиственя.

Пока мы проталкивались сквозь толпу, я в основном смотрел вперед и по сторонам, пытаясь уберечь баронессу д'Атерн от возможных толчков, «интереса» резчиков и рук любителей пощупать податливую женскую плоть. А когда мы вышли на сравнительно малолюдную Хлебную — оглянулся, увидел ее остановившийся взгляд и ужаснулся: мне вдруг показалось, что леди Мэйнария вернулась в то состояние, в котором пребывала первые пару дней после того, как я вытащил ее из родового замка.

Я слегка замедлил шаг, чтобы идти не впереди, а рядом, и тут же мысленно поблагодарил Двуликого за то, что он так вовремя ниспослал мне эту мысль: ушедшая в свои мысли баронесса не заметила торчащий из земли камень, споткнулась и чуть было не упала лицом в грязь.

Поймал. Поставил на ноги. Помог перешагнуть колею и… снова вцепился ей в локоть — не увидев кучу конских яблок, она чуть было не наступила в самую ее середину.

В общем, всю дорогу до постоялого двора я не сводил с нее взгляда и проклинал себя за то, что поддался ее уговорам и повел ее смотреть выступления жонглеров.

«Главное, чтобы она не решила уйти еще раз… — раз за разом мысленно повторял я. — Все остальное я как-нибудь переживу…»

Когда из-за поворота Сапожной показался забор «Королевского Льва», леди Мэйнария, наконец, ожила — повернулась ко мне и мрачно поинтересовалась:

— Мы пришли?

Я кивнул. Потом решил, что она могла не увидеть этот кивок, и добавил:

— Да, ваша милость…

— Хорошо… — затравленно сказала она, заглянула мне в глаза и, видимо, не обнаружив в них искомого, потерянно опустила голову.

У меня оборвалось сердце — ей было плохо! Очень! А я не понимал, из-за чего. И, соответственно, даже не представлял, как ей можно помочь!

— Ваша милость… — собравшись с духом, чтобы ее расспросить, начал, было, я… и замолчал: баронесса вдруг остановилась, как вкопанная, слегка побледнела и уставилась на какого-то дворянина, прогуливающегося перед въездом на постоялый двор.

«Знакомый…» — подумал я. Потом сообразил, что при виде знакомых обычно не бледнеют, и на всякий случай поудобнее передвинул чекан.

— Не надо… — невесть как увидев мое движение, грустно выдохнула леди Мэйнария. — На нем цвета Рендаллов…

Сердце ухнуло и остановилось: я вдруг явственно ощутил, что время моего пребывания рядом с баронессой подошло к концу…

— Я сейчас. Узнаю, с чем его прислали… — словно оправдываясь, затараторила леди Мэйнария. — А потом… Потом мы с тобой обязательно поговорим… Ладно?

Что тут можно было сказать? Ничего. И я пожал плечами.

— Спасибо… — непонятно за что поблагодарила меня она, виновато покраснела и решительно направилась к белому.

Подумав, я двинулся за ней — уверенности в том, что это именно посыльный, у меня не было. А защитить ее милость, находясь на расстоянии в половину перестрела, было нереально…