Питер Дэвид - Сэр Невпопад из Ниоткуда

– Кто об измене не доложил, суровой пени заслужил, кто об измене не мог не знать, того прикажут четвертовать, – пронзительно выкрикнул он.

Морнингстар вспыхнул до корней волос и аж покачнулся от ужаса. До этого момента я терпеть не мог этой манеры шута сыпать направо и налево дурацкими своими прибаутками, но теперь она мне показалась забавной. Да и в остроумии ему нельзя было отказать, нашему Одклею.

Рунсибел мрачно кивнул и, жестом приказав шуту убраться в сторонку, подманил к себе Булата.

– Ты не находишь, оруженосец, что подозрения Одклея вполне обоснованны?

Бедняга Морнингстар, который и без того едва держался на ногах от страха, вздрогнул всем телом и залепетал:

– О нет, ваше величество! Богом клянусь, нет! Я ничего не знал о намерениях сэра Кореолиса! Да если б я хоть что-то неладное заподозрил, я бы немедленно... в ту же минуту... Я... не равняйте меня с ним, сир! Я чист перед вами!

И тогда Рунсибел, да благословит его Бог, немного помолчав, произнёс слова, которые прозвучали для меня самой сладкой музыкой:

– Невпопад, а ты склонён ему верить?

Лицо Морнингстара покрыла смертельная бледность. Ещё немного, и он рухнул бы без чувств. Никому на свете я сейчас не пожелал бы очутиться в его шкуре. Король выжидательно на меня смотрел, что же до Булата, то он не отваживался взглянуть в мою сторону. Наверное, полагал, что я, поди, ухмыляюсь сейчас во весь рот и что для него это зрелище станет последней каплей, которая таки свалит его с ног.

Прежде чем ответить его величеству, я в течение нескольких мгновений тщательно продумал каждое слово, которое собирался произнести. Откровенно говоря, в душе я нисколько не сомневался, что красавчик сказал королю правду. Он понятия не имел о планах своего господина. В противном случае, если рассуждать логически, его бы просто здесь не было. Он либо примкнул бы к Кореолису и теперь находился бы среди воинов Меандра, либо давным-давно сообщил бы о готовящемся предательстве королю. А ещё свирепый сэр Кореолис мог бы его даже прикончить, чтобы тот не проболтался о готовящейся измене.

Я оказался в трудном положении. С одной стороны, королю следовало дать правдивый ответ. С другой – я не забыл, как скверно относился ко мне красавчик во всё время нашего с ним знакомства. Теперь мне сама судьба предоставила возможность поквитаться с этим задирой и гордецом. Чего стоила одна его попытка после того памятного турнира натравить на меня своих дружков и подвергнуть жестоким побоям. Меня тогда спасло лишь вмешательство сэра Умбрежа. И кстати, если опять-таки рассуждать логически, то в гибели старика виноват не кто иной, как красавчик Булат. Ведь это он чуть ли не силой заставил меня заключить с ним то дурацкое пари, а иначе разве я стал бы спаивать несчастных лошадей, чтобы Умбреж мог победить в турнире? После чего король, уверившись, что старик по-прежнему полон сил и боевого задора, оказал ему честь, отправив за принцессой в составе воинского эскорта.

«Заткнись! Ты один виноват в его смерти и прекрасно об этом знаешь. Нечего сваливать свою вину на других!»

Я, признаться, очень удивился. Даже опешил. Обычно внутренний голос подсказывал мне, как избежать ответственности за мои поступки, теперь же он занял прямо противоположную позицию. Возможно, под впечатлением доверия, которым облёк меня Рунсибел, обратившись ко мне за советом, во мне всколыхнулись зачатки совести, а уж её-то, как мне казалось, я с рождения был начисто лишён.

И я решил ещё немного поразмыслить над своим ответом его величеству. Главным для меня было то, что Морнингстар в своё время заставил меня страдать, причём совершенно сознательно пользовался своей полной безнаказанностью и моей почти полной беззащитностью. Просто проходу мне не давал, всё время цеплялся, поддразнивал, подшучивал надо мной, высмеивал меня и Умбрежа. Мне казалось, что если я теперь попытаюсь ему отомстить, это будет только справедливо. Око за око, зуб за зуб. Но если я стану уверять Рунсибела, что Булат не мог не знать о затее Кореолиса, то, во-первых, это будет прямой ложью, а во-вторых, король, чего доброго, велит его казнить или сошлёт куда-нибудь с глаз долой. В последнем случае я не смогу насладиться зрелищем его страданий. А в первом – страдания эти слишком быстро для него закончатся.

Но вот если он принуждён будет вечно помнить, что своей свободой, своей жизнью обязан мне... это станет для него нескончаемой пыткой, горше которой и выдумать невозможно.