Дмитрий Воронин - Гавань Семи Ветров

Большое здание — частично даже каменное, что и вовсе в этих местах было редкостью, — встретило усталых путников гостеприимно распахнутыми дверьми, откуда доносился восхитительный аромат ужина.

Таяна, увидев чистые простыни, даже застонала от предвкушения удовольствия. Последние три дня пути были отнюдь не усыпаны розами, пару раз им пришлось ночевать в крестьянских домах… О да, конечно, платили они полновесным серебром, и им предоставили все возможные удобства. Возможные, ясное дело, для хозяев. А это означало ведро подернутой ледяной корочкой воды для умывания, миску отварной картошки на ужин и тюфяк, набитый соломой, в качестве постели. И пусть даже картошкой дело не ограничилось и магические способности Таяны обеспечили им — и хозяевам тоже разумеется, — роскошный ужин… Но никакая иллюзорная пища не способна надолго заменить еду настоящую. Особенно для того, кто осознает ее иллюзорность.

Услышав же теперь от хозяина, немало обрадованного появлением в его доме платежеспособных посетителей, выгодно этим отличающихся от местных мужиков, так и норовящих выпить в долг под доходы от следующего урожая, о том, что для госпожи готова бадья с горячей водой и вдосталь мыла, Таяна и вовсе разомлела. А Денис понял, что придется отложить дальнейший путь хотя бы на день. Девушке жизненно необходим отдых — путешествие летом, когда вокруг тепло и зелень радует глаз и добавляет сил, сильно отличается от зимней дороги — серой, мрачной и холодной.

Тем более что особых причин для спешки вроде бы и не было. До пещеры Оракула еще максимум неделя пути, а слова Дерека о том, что он, мол, умирает, Денис не мог заставить себя воспринимать всерьез. В устах существа — назвать Дерека человеком язык не поворачивался — слова «скоро» могли означать и год, и два, и десять.

— Господа желают горячий ужин?

— Да! — ответили они хором. Причем голос Таяны прозвучал чуть ли не громче, чем у ее спутника.

— Один момент, господа, один момент… вот самолучший столик, господа, здесь вам будет удобно. Криста сейчас все принесет, она девчонка шустренькая.

Денис и в самом деле устал. И усталость эта была не только телесной — его постоянно мучила мысль о том, что они с Тернером расстались… Таяна тоже переживала, причем чем дальше, тем больше. Уже к вечеру следующего после ссоры дня она во всем винила себя одну и все порывалась повернуть скакуна и отправиться на поиски тьера. Денис даже не стал доказывать волшебнице, что это пустое занятие и что найти Тернера, если на то не будет его собственного желания, не смогут и все маги этого мира. Будучи почти неуязвим для боевых заклятий, тьер был недоступен и для магического наблюдения. И волшебница это прекрасно знала — пару месяцев назад она попробовала… Мало того что толком ничего не вышло и поиск, который с обычным человеком дал бы четкий и однозначный результат, в случае с тьером оказался лишь пустой тратой времени, так еще через час появился сам Тернер и потребовал объяснений. Причем это было сделано в таких выражениях, что разъяренного тьера пришлось долго утихомиривать. После он объяснил, что отношение к магии у всех порождений таланта древних алхимиков было, мягко сказать, не слишком добрым. О том, что применять против ньорка магию — верный способ отправиться на тот свет, Денис слышал и раньше. По всей видимости, тьеры на такого рода воздействия реагировали столь же бурно.

Поэтому поиск обещал стать занятием долгим и, весьма вероятно, бесперспективным. И тратить на него время не стоило — но доказать это взбалмошной, чувствующей свою вину девушке было, наверное, невозможно. И Денис не пытался — он просто прицепил поводья ее скакуна к своему седлу и старался не обращать внимания на робкие попытки девушки поступить по-своему. В конечном итоге разум победил — пускаться на поиски в одиночку было выше сил Таяны.

Постепенно от самобичевания Тэй метнулась в другую крайность. И крайним — за неимением лучшего — оказался Денис. Теперь он был виноват во всем — и в том, что не остановил ее вовремя, и в том, что не сумел объяснить. Жаров спокойно выслушивал упреки, большей частью пропуская их мимо ушей…

Но теперь он хотел только одного — отдыха.

А потому и не заметил взгляда, брошенного на него одиноким человеком, сидящим за маленьким столиком в самом дальнем, самом темном углу зала. Человека, все время почесывавшего явно зудящую правую руку.

Я не заметил он, как этот странный человек исчез, отправившись куда-то на ночь глядя. А если бы и заметил — вряд ли его это заинтересовало бы.