Воздух вырвался из моей глотки подобно взрыву. Я едва не отключился и осел на землю, держась руками за пузо и уже почти не воспринимая окружающую обстановку.
Собаки, добравшись до людей Хромого, с дикой яростью принялись их терзать. Несколько псов бросилось на Поверженного. Хромой наносил кулаком удары, каждый из которых оказывался для очередной собаки смертельным.
Одноглазый с Гоблином обрушили на Хромого всё, что у них было. Но тому их колдовство оказалось не страшнее летнего дождика. Поверженный без труда отбил их атаку и, вмазав Одноглазому, развернулся на Гоблина.
Гоблин побежал. Хромой, шатаясь, поковылял за ним. Уцелевшие мастифы повисли у него на спине.
Гоблин метнулся к загону для свиней, но не добежал и растянулся в грязи, поскользнувшись. Хромой навис над ним, подняв кулак для последнего смертельного удара.
Копьё Ростовщика пробило ему грудную клетку и на три фута вышло из спины. И вот он стоит, шатаясь, маленький истерзанный человек в коричневом, держится рукой за копьё. Казалось, всё его внимание сосредоточилось на этом снаряде. Гоблин откатился в сторону. А Ростик в сарае снова зарядил баллисту, и из ворот вылетело ещё одно копьё.
Бух! На этот раз копьё полностью прошло через Хромого насквозь. Удар сбил Поверженного с ног. Собаки добрались до его глотки.
Мне удалось вздохнуть. Я поискал глазами свой меч. Тут я понял, что из зарослей смородины, которые были в двухстах футах к северу, доносится какой-то треск. Вокруг туда-сюда с рычанием бегала одинокая собака… Аза. Больше ему спрятаться было негде.
Я наконец поднялся. Толстяк помог встать на ноги Одноглазому, потом подхватил чей-то меч, и втроём мы окружили Хромого. Он лежал, извиваясь в грязи. Его маска сбилась на сторону, и нашему взору открылось обезображенное лицо Поверженного. Он не мог поверить в то, что произошло. Хромой слабо отмахнулся от собак.
— Всё напрасно, — сказал я ему. — Бумаг здесь давно уже нет.
— А это за моего брата, — произнёс толстяк и взмахнул оружием.
Но хозяину таверны так здорово уже досталось, что он почти не мог двигаться и практически не нанёс вреда Поверженному.
Хромой попытался ответить, но у него уже ничего не осталось. Он понял, что умирает. После всех прошедших веков. После того, как ему удалось пережить Белую Розу и гнев Леди, когда он предал её в Облачном Лесу.
Его глаза закатились, и я понял, что он взывает мамочку о помощи.
— Убейте его, скорее, — сказал я. — Он зовёт Леди.
Мы начали рубить и кромсать. Собаки рычали и рвали мясо зубами. Но он упорно не хотел умирать. Даже когда мы совсем выбились из сил, Хромой продолжал подавать признаки жизни.
— Давайте оттащим его на задний двор.
Мы так и сделали, и там я увидел Шеда, который лежал на земле рядом с теми, кто был когда-то частью Чёрной Гвардии. Я поднял глаза на заходящее солнце и увидел, что к нам приближается Немой. За ним следовали Хагоп с Масляным. Я испытал удовольствие от того, что эти двое выжили. Насколько я их помню, они всегда были лучшими друзьями. Невозможно себе такое представить, что один уцелеет, а другой — нет.
— А Вол — всё?
— Да, — сказал толстяк. — И он и Шед. Это надо было видеть. Они выскочили на дорогу и стащили колдуна с лошади. Вол оттяпал ему руку. Они вдвоём убили четверых.
— Вол?
— Кто-то развалил ему череп. Как дыню.
— Кегля?
— Затоптали до смерти. Но и он тоже постарался.
Я тяжело опустился подле Шеда. Одноглазый тоже присел рядом.
— Как же ты так попал? — спросил я хозяина таверны.
— Слишком толстый, чтобы быстро бегать. — Он с усилием улыбнулся. — Никогда не чувствовал себя солдатом.
Я улыбнулся.
— Что ты думаешь, Одноглазый? — Одного взгляда на Шеда было достаточно, чтобы понять, что я здесь бессилен.
Одноглазый покачал головой.
— Двое из них ещё живы, Каркун, — сказал Гоблин. — Что нам с ними делать?
— Несите их внутрь. Я их залатаю.
Они были нашими собратьями. То, что Поверженные превратили их в наших врагов, ещё не означало, что они не заслуживают моей помощи.
Рядом возник силуэт Немого, в неверном сумеречном свете казавшийся ещё выше.
— Манёвр, достойный Капитана, Каркун, — показал он знаками.
— Да уж…
Я смотрел на Шеда. Всё это тронуло меня даже больше, чем, как я думал, должно бы.
Передо мной лежал человек. Он пал так низко, как только возможно. Но потом он пробил себе дорогу назад к свету и заслужил уважение. И теперь этот человек гораздо достойнее меня. Потому что, определив себе нравственные ценности, он держался их до конца, даже ценой собственной жизни. Может быть хотя бы немного он искупил свою вину.
Читать дальше