MarInk - Жизнь в зеленом цвете - 7

- Ты думаешь, они хотели бы, чтобы ты до конца жизни убивался чувством вины? - Блейз коснулся щеки Гарри; это прикосновение походило на порыв холодного ветра. - Ты залез в свою вину и боль, как в скорлупу, и не достучаться до тебя. Ты не чувствуешь меня, потому что не хочешь чувствовать. Ты думаешь, что не стоишь этого.

- Я и правда не стою… - Гарри опустил факел.

- Ты стоишь всех сокровищ мира, - тихий голос Блейза эхом отдавался в голове Гарри. - Когда ты говоришь, что виноват, ты озвучиваешь то, что думает твой главный враг - не забывай, кто он, Гарри. Слушай лучше тех, кто любит тебя.

- Ты знаешь, кто мой главный враг? Но ты же не видел того медальона…

- Медальона? Зачем мне медальоны? Я и так всё про тебя знаю… - Блейз негромко рассмеялся. - Знаю всё-всё, и всё ещё люблю тебя.

- Блейз… - у Гарри перехватило горло, и он не сумел выговорить больше ни слова; хотя даже если бы он был способен говорить, то вряд ли нашёл бы, что сказать.

Блейз растаял в холодном воздухе; прощальная улыбка, повисевшая в воздухе несколько секунд отдельно, как у Чеширского кота, рассыпалась на большие снежинки, окутавшие плечи и волосы Гарри.

«Наверно, со стороны я выгляжу седым… если вообще как-нибудь выгляжу».

Огонь факела добрался до руки Гарри и охватил его ладонь; боли не было, только слабый жар. Гарри, подняв руку, наблюдал, как языки пламени ползут по рукаву вверх, потрескивая; рубашку они не трогали, но сжигали плоть Гарри, стремительно и жадно.

Пламя взметнулось у него перед глазами, и ничего больше не было видно.

- Скажите, он хотя бы раз пришёл в себя?

- Нет. Не мешайте.

- Я не буду мешать… только дайте, пожалуйста, снотворное… для Кевина Диггори. Мы скормили ему всё успокаивающее, что у нас было, но оно толком не помогает…

- Возьмите это зелье, мисс Грейнджер, и не давайте ему больше ничего, иначе он отравится таким количеством лекарств. И скажите заодно всем, кто ждёт, что они могут ложиться спать; когда жизнь Гарри будет вне опасности, мы обязательно сообщим.

- Поппи, он поборол и чары холода. Чертовски упрямый мальчишка…

- О, Мерлин… Северус, у Вас есть ещё идеи?

- Регулярно обтирать его холодной мокрой тканью… хотя вряд ли это принесёт большую пользу.

- Профессор… мадам Помфри… у Гарри жар всё это время?

- Да, мисс Грейнджер. Вы получили, что хотели? Можете идти.

- Может, у него воспаление внутренних органов?

- Мисс Грейнджер, Вы сомневаетесь в нашей способности накладывать диагностические чары? Мистер Поттер всего лишь усердно пытается сжечь самого себя в приступе боли от потери близнецов Уизли. С внутренними органами у него всё в порядке, если не считать мозг, который во время битвы изрядно сотрясся.

- А… откуда Вы знаете, что он хочет сжечь себя, и именно из-за… близнецов?

- Он периодически зовёт их и твердит, что во всём виноват.

- Он зовёт только Фреда и Джорджа?

- Ещё иногда покойных мистера Забини и мистера Диггори. Идите, мисс Грейнджер, Вы же не хотите, чтобы здравствующий мистер Диггори нажил себе нервное расстройство от рыданий?

- Кевин не Диггори, он Поттер… Гарри принял его в свой род, как младшего брата…

- Вот как? Что ж, пока он не стал старшим, позвольте мне и мадам Помфри заняться присутствующим мистером Поттером. Вы свободны.

Этот лабиринт явно был бесконечен; когда-то Хагрид вырастил на квиддичном поле запутанный, но маленький лес живых стен, но здесь и сейчас - где бы и когда бы всё это ни происходило - выхода не было. Конечно, была вероятность, что Гарри просто не в состоянии его найти, но не мог ведь он быть настолько туп, чтобы за много часов не суметь отыскать выход. Квиддичное поле можно было обойти по периметру за десять минут, если идти совсем медленно; этот лабиринт же словно издевался над Гарри, кружа его в однообразных коридорах и поворотах, по одинаковому огню, обвивавшему ноги до колен, под одним и тем же тёмным небом, в котором за это время только зажглось несколько звёзд.

Гарри устал, но заставлял себя идти дальше, потому что - он знал это - стоит только сесть отдохнуть, как из-под земли появятся костлявые восьмипалые руки и утянут за собой, и он никогда больше не увидит близнецов…

Ноги ныли, голова раскалывалась, левая ладонь была покрыта неотчищающейся копотью от исчезнувшего куда-то факела Блейза; Гарри то и дело спотыкался о переплетения корней и упрямо плёлся дальше, испытывая большое желание по-собачьи свесить язык набок.

И лабиринт сжалился над Гарри, неожиданно распахнув перед ним выход - там, где только что была глухая стена. Несколько секунд Гарри стоял неподвижно, осмысливая произошедшее, а потом опрометью выбежал наружу.