Владимир Корн - Дворец для любимой

Так и лежал граммофон в ожидании того, что ему придется загладить очередную мою вину перед любимой. Как оказалось, после возвращения из Сверендера вины за мной не нашлось, но и терпения на большее у меня уже не хватило.

Яна была поражена не меньше Гростара. Еще бы, не какая-нибудь тривиальная музыкальная шкатулка, а устройство, из раструба которого помимо музыки доносится еще и человеческий голос. Это меня звучание до сих пор заставляло недовольно морщиться, но ведь мне и было с чем его сравнивать.

Поначалу я хотел записать какую-нибудь песенку в своем исполнении, но вспомнив, как однажды Янианна обмолвилась о том, что после одного случая мои песенки не слишком-то ей уже и нравятся, отказался. Взамен этого записали тенора из оперного театра в аккомпанементе скрипача Эрариа.

Затем мне пришла в голову поистине гениальная идея, такое иногда бывает даже со мной: отправить от Янианны Готому звуковое письмо.

Я сидел в кресле, глядя на то, как Яна что-то наговаривает в рекордер на незнакомом мне языке, и старательно прятал в себе улыбку, которая так и пыталась вырваться наружу.

«Милая, это же не видео, — думал я, глядя на принаряженную будто бы к особому случаю Янианну. — Король Готом все равно не увидит, в чем ты была одета, и как к лицу тебе это новое платье и эта прическа».

Язык, на котором она наговаривала письмо, был совершенно мне не знаком, и я уж было подумал, что он какой-то особый королевский, когда промелькнувшее знакомое слово позволило мне предположить, что он тилоский.

Существует такой, мертвый, как и наша латынь, и мне из него было знакомо лишь парочка выражений. Я пожалел, что не знаю его, уж больно был у Янианны язвительный тон, и отошла она от рекордера весьма собой довольная. Не забыв, впрочем, посмотреться в зеркало: как она выглядела при записи?

Дальше все оказалось просто: имелся у нас один из разоблаченных шпионов Готома, вот ему то и поручили в обмен на свободу передать звуковое письмо своему королю, научив пользоваться граммофоном. Рисковать своими людьми не хотелось, неизвестно как отреагирует Готом, да и толку с этого человека было ноль, даже если заставить его трудиться на благо Империи. Не приучен он к труду, какому бы то ни было.

Хотя, если вспомнить любимую поговорку одного из моих преподавателей в прежнем мире: «Как говорил Антон Павлович Чехов — ежели зайца бить, так он и спички научится зажигать», возможно, стоило и попробовать. Яркая была личность, чего уж там, это я о преподавателе.

Но граммофонами в войне не победишь, и потому следовало отправляться в дорогу. Для начала я выбрал самую короткую — на юг, в морской порт Гроугент, куда всего три дня пути.

Покрытие гроугентского тракта, пожалуй, самое лучшее на семи трактах, имеющихся в Империи. Что и неудивительно: близость Гроугента к столице, его небольшая протяженность, ну и количество всевозможных грузов, доставляемых по нему в Дрондер, играло свою роль.

Правда, существует и еще одна дорога, водная — по реке Арне, чье русло проходило сквозь столицу Империи, и в чьем устье при впадении в Тускойский залив и расположен Гроугент.

К середине второго дня появилась возможность сократить время в пути сразу на несколько часов — свернуть с тракта и отправиться напрямик, через горы.

Дорога недоступная для повозок и, тем более, для карет, но вполне проходимая для всадников. О ее существовании я слышал и раньше, правда, ездить по ней не приходилось. На этот раз в моем окружении нашелся человек, которому спрямлять по ней путь приходилось не раз, так что решение я принял сразу — едем.

Дорога через перевал, большая похожая на тропу, действительно оказалась вполне проходимой. Разве что пару раз в особо опасных местах пришлось спешиваться и брать Ворона по уздцы. Наконец, преодолев неглубокую речушку и широкий, заросший яркой зеленью луг, дорога поползла вверх.

— Впереди перевал, — объявил наш Сусанин, — и с него открывается отличный вид на сам Гроугент и его гавань.

И на самом деле, вид с перевала открывался отличный. Проводник, едущий впереди, застыл, но не потому, что позволил себе полюбоваться распахнувшимся перед ним видом. Поравнявшись с ним, застыл и я, резко рванув повод Ворона на себя, заставив коня даже попятиться. И было с чего: в гавань Гроугента входили корабли, много кораблей и все они не были имперскими.

Заходившее светило било своими лучами прямо в глаза, так что пришлось надвинуть шляпу, прикрывая полами лицо, чтобы все разглядеть получше, но ничего не изменилось — флот явно не принадлежал Империи.