Дэвид Геммел - Мечи Дня и Ночи

— Лук я оставила Легендарным. У них стрелы кончаются. Скилганнон вынул оба меча Один он держал над головой, другой перед глазами. Направив верхний так, чтобы тропа отражалась в нижнем, он двинулся к потаенному храму.

— Как только люди могут драться, нося это на себе? — жаловался Ставут. Гильден через голову надел на него кольчугу. Рукава доходили Ставуту до локтя, подол висел ниже колен. На поясе спереди и сзади были разрезы для удобства верховой езды, но Ставут, придавленный тяжестью, ни на что больше не обращал внимания. — Я точно Шакула взвалил себе на спину!

— Погоди, то ли дальше будет. — Гильден надел на него латный ворот с подкладкой из мягкой кожи, воняющий протухшим гусиным жиром. Затем настал черед шлема. Примерив его в первый раз, Ставут громко расхохотался — шлем был ему велик и комично ерзал на голове. Теперь, в сочетании с воротом, он сидел как влитой. Гильден связал вместе бронзовые щитки и спросил:

— Ну как?

— Ась? Ничего не слышу.

Гильден повторил свой вопрос.

— Как-как! Как дурак. Если упаду, то уже не смогу подняться.

— Если упадешь, о том, чтобы подняться, уже беспокоиться не придется, — заверил Гильден. — Пройдись-ка. К тяжести ты привыкнешь со временем.

Ставут, чувствуя себя глупее некуда, затопал к пруду. Там собрались почти все солдаты. Многие поглядывали на Харада, который стоял в стороне, уперев топор в землю и скрестив огромные руки на рукояти. Ставут нашел себе место и осторожно сел, заскрипев кольчугой.

— Думаешь, это правда? — тихо спросил кто-то рядом.

— Я слышал от Алагира, а ему сказал Скилганнон.

— Боги, так перед нами Легенда?

— Да. Видел его сегодня? Не знаю, как гвардейцы, а на меня он ужас навел.

Ставут понятия не имел, о чем они говорят. Смертельно усталый, он улегся на землю. Из-за кольчуги ему показалось, что он лежит на ежевичных колючках, и он со стоном вернулся в сидячее положение. Потом посмотрел вокруг и увидел, что он один здесь сидит в доспехах. Снова обозвав себя дураком, он развязал шлем, снял его, выпутался из кольчуги и почувствовал несказанное облегчение.

Рядом с ним присел Гильден.

— Что у вас нынче стряслось на том перевале?

— Я же тебе рассказывал. Вражеские джики напали на нас, и мы их побили.

— Нет, с Харадом.

— Я понимаю, о чем ты. Он стал говорить по-старинному, в точности как Скилганнон. Как будто подражает ему. Его ударили по голове, а когда он очнулся, то стал... стал...

— Кем-то другим, — подсказал Гильден.

— Вот-вот. Назвал меня пареньком. И глаза... Я никогда раньше не замечал, какой страшный у него взгляд.

— Видел, как он дрался здесь?

— Еще бы! Совсем по-другому. Там, на перевале, он рубил мощно, но неуклюже и брал одной только силой. Здесь он был неотвратим, как сама смерть. Смотреть страшно.

Гильден покосился на воина, о котором они говорили.

— Скилганнон говорит, будто это уже не Харад. Говорит, в него вселился дух Друсса-Легенды.

— Не хотелось бы подрезать крылья красивой фантазии, но ведь его здорово треснули по башке. Может, он просто...

— Спятил?

— Ну, так далеко я бы не стал заходить. Скажем так: не в себе.

— Скилганнон сказал Алагиру, что Друсс уже вселялся однажды в это тело, чтобы предупредить его, Скилганнона, о будущей битве. Еще сказал, что Харад — Возрожденный, созданный из костей Друсса.

— Быть не может! Я читал где-то, что Друсс был высокий, с золотистыми волосами.

— Согласно нашим легендам, он был седобородый гигант, — вздохнул Гильден. — Хотя ко времени своей последней битвы он был уже стар.

Ставут поднялся, и Гильден спросил:

— Куда ты?

— Пойду поговорю с Харадом. Что толку шептаться? Пойду и спрошу его.

Он подошел к Хараду и спросил:

— Как твоя голова?

— Ничего, паренек, терпимо. Слух уже до всех дошел или как?

— Насчет... Друсса?

Воин хмыкнул и пронзил Ставута взглядом.

— Насчет Друсса.

— Так это правда? Ты в самом деле думаешь, что ты Друсс?

— Это не важно, что думаю я. Главное, что они думают. Знаешь, что будет завтра, Ставут?

— Будет то, что все мы умрем.

— Они все в этом уверены, так?

— Вряд ли могло быть иначе. Сегодня мы потеряли семьдесят человек, враг — почти вдвое больше. Если завтра повторится то же самое, нас останется слишком мало, чтобы удержать дорогу, а их все еще будет около семисот.

— Завтра все пойдет по-другому, паренек. Ветер первым делом сдувает мякину. Погибшие сегодня были хорошие парни, не спорю, но самые слабые.