Шеннон Хейл - Дворец из камня

— Здесь безопасно?

— С Петером все в порядке?

— Что это сейчас было?

Мири молча держала Петера за руку.

В одной старой сказке принцесса пролила слезы чистой любви над павшим принцем, залечив его раны, и принц ожил. Это была просто сказка. Мири понимала, что на самом деле сказка далека от правды. Но в ту минуту она чувствовала такую огромную любовь, что могла бы разрушить весь дворец. Быть может, в отличие от сказки она не излечит Петера, даже если будет держать его за руку и любить всем сердцем, готовым треснуть, как линдер… но попробовать-то можно.

Мири подобралась ближе, склонила над ним голову, крепко сжала руку.

На всякий случай, если одного чувства недостаточно, на всякий случай, если необходимо подкрепить магию словами, она прошептала:

— Я люблю тебя.

А потом она прибегла к языку горы, вспоминая одно за другим: то время, когда он вырезал ей ястреба из линдера; ночь, когда ее поймали бандиты и он услышал ее мысленный зов; бал, где они смеялись и танцевали; тот прекрасный день в Асленде, когда они целовались на соломе в пыльном сарае. И эти воспоминания тоже говорили: «Я люблю тебя, я люблю тебя».

Мири не знала, какие воспоминания просудила в Эсе, Бене и Герти, но Эса улыбалась, Герти вздыхала, а Бена уткнулась подбородком в колени. Королева подвинулась к королю и взяла его за руку. Он наклонился к ней и поцеловал в макушку. «Должно быть, они чувствуют то же самое, — подумала Мири, — и вспоминают, что любят друг друга».

Бритта присела позади Мири и стала гладить ее по голове, как сделала бы верная подруга. До этой секунды Мири и не подозревала, что ей самой необходима помощь лекаря.

Возле ботинка валялся осколок линдера. Минуту назад он узнал голос Мири, откликнулся на ее мысленный зов. Сотни лет он пролежал в каменной плите дворца, вдали от горы, но не перестал принадлежать горе Эскель. Так разве могли какие-то несколько месяцев, проведенных в городе, полностью изменить Мири?

Она зажала осколок в кулаке. Когда приключилась беда, камень вспомнил, гора услышала. Бритта могла упасть замертво рядом с Петером, а за ней Эса и Фрид, Стеффан и Мири. Трудно было что-то чувствовать, кроме тревоги за Петера, но как только Мири чуть приоткрыла душу для благодарности, та нахлынула волной, заполнив собою все. Мири начала петь песню, которую когда-то затянула Герти, — гимн горы Эскель, песнь любви. Эса и Герти подхватили. Бритта и Стеффан присоединились на втором куплете. Они пели для камня, для своей горы, своего дома, а еще для Петера. Комната, облицованная камнем, откликнулась многоголосым эхом, и казалось, будто поют сотни невидимых певцов. Это пела комната.

Королевским гвардейцам не понадобилось много времени, чтобы понять, что их обманом увели с поста. Начальник охраны предательски разослал отряды по всему городу якобы для подавления протестов, которых на самом деле не было. Через час все вернулись, выставили незваных гостей из дворца и освободили компанию из убежища. План убить Бритту и разжечь революцию провалился. Мири представляла, какие мрачные настроения царят во всех политических салонах города. Неизвестно, сколько из этих страстных ученых и ораторов при виде Бритты смогли бы взвести курок.

Мири провела ночь рядом с кроватью Петера в дворцовой лечебнице. Лекарь зашил рану, сказал, что она чистая, но к утру Петера начало лихорадить.

— Заражение, — объявил лекарь. — Тут одно из двух: либо само пройдет, либо нет.

Он отослал всех прочь, кроме Эсы: как сестра Петера и помощник лекаря, она имела право остаться.

Мири от усталости даже не могла заснуть. Она вышла на улицу и в первую секунду подумала, что ее молитвы превратились в белых птиц и порхают на ветру. Листовки — не птицы! — облепили столбы и окна, листовки шелестели под ногами на земле и взмывали вверх, уносимые ветром. Мири поймала несколько штук на лету, как бабочек, и прочитала отрывки. Почти во всех рассказывалось, как Бритта действовала во дворе перед дворцом.

Как доброе сердце спасло Данленд

Принцесса подняла свою прекрасную руку и воздела глаза, полные слез, к небу, прося у него милости к невинному ребенку. Хотя на ней был прекраснейший наряд, ее ножки сбросили туфли, ибо сердце принцессы Бритты всегда с босоногими.