Робин Ла Фиверс - Темное торжество

Мы срываемся с места и прыгаем.

Рядом вверх несется стена. Мы крепко держимся друг за друга и вовсю размахиваем свободными руками и ногами, надеясь миновать отмель. На лице Чудища безумная улыбка. Он как будто надеется сохранить нам жизнь одним лишь напряжением воли.

А потом — страшный удар обо что-то холодное, отчего у меня лязгают зубы, а воздух с шумом вырывается из легких. Вода смыкается над головой…

Студеная вода принимает меня в мутную глубину. Кругом тьма, я не могу понять, где верх, где низ. Зато отчетливо вспоминаю все когда-либо слышанное о святой Мер, как она заманивает моряков все глубже в свое царство, делая возвращение невозможным.

Но здесь река, а не море.

Я бью ногами, силясь вынырнуть на поверхность, а толстые бархатные юбки, напитанные водой, свинцовым грузом тянут на дно. Я борюсь изо всех сил. Кругом клубится муть и роятся стаи пузырьков. Меня тянет вниз. Я сбрасываю башмаки, пытаюсь освободиться от юбок, но ленты у пояса скользкие, я путаюсь в них и никак не могу одолеть тугой узел. Легкие жжет огнем, скоро я не выдержу и нахлебаюсь воды. Перед глазами уже пляшут черные точки.

Что ж, я, по крайней мере, избежала участи, уготованной для меня д'Альбрэ. Равно как и возмездия его людей. Я умру, зная, что Луиза с Шарлоттой в безопасности, а граф больше никому не причинит зла.

Мои ноги касаются мягкого илистого дна. И все же упрямство не позволяет мне вдохнуть, ведь тогда вместо воздуха в легкие ворвется вода.

Когда удушье делается совсем нестерпимым, мою руку хватает ледяная ручища. Сперва сердце вздрагивает от радости: Чудище! Но разве может человеческая рука быть настолько холодной? Может, это Отец пожелал самолично отвести меня домой?

Какая разница! Я бьюсь и брыкаюсь, помогая этой руке вытаскивать меня на поверхность. Может, мы все-таки успеем вынырнуть, прежде чем я задохнусь? Как же холодно…

Руки перестают меня слушаться. Моя ладонь разжимается.

Вяло побарахтавшись, я снова тону, но рука — на сей раз куда более теплая — возвращается, хватает меня и опять тянет вверх.

Я изо всех сил бью ногами.

Вверх, вверх, вверх! Вот сейчас легкие разорвутся…

Моя голова с громким плеском пробивает поверхность. Широко открыв рот, я судорожно заглатываю воздух. Рядом со мной Чудище, он тоже силится отдышаться, но у него это получается хуже, потому что он никак не может прекратить улыбаться. Когда наконец мы насыщаемся воздухом, он перерезает ножом треклятые ленты, и неподъемные юбки, колыхаясь, опускаются на дно. Мы поворачиваем прочь от замка, сильное течение несет нас вперед.

Я снова думаю о тех, кого любила и потеряла. Теперь я знаю, что они обрели покой. А я — передо мной вся жизнь. И теперь мне ясно, что будущее наполнено не страхом и тьмой, а любовью и светом.

А еще рядом со мной плывет страхолюдное Чудище. И я улыбаюсь, наконец-то оценив тонкую шутку богов.

Сюжет «Жестокого милосердия» уложен в историческую и политическую канву, история же Сибеллы получилась, можно сказать, сугубо личной, она лишь вскользь касается политических событий эпохи. Поэтому я себе позволила более творчески подойти к процессу написания данного романа.

Но здесь, как и в «Жестоком милосердии», большинство персонажей — реально существовавшие люди, и многие факты взяты непосредственно из истории. Например, вместе со своими советниками герцогиня отступила в Ренн, а французы вторглись на территорию Бретани и захватили множество городов.

Одна из самых больших моих вольностей — сильно сжатые временные рамки. Многие из упомянутых в книге событий произошли весной 1489 года, но есть и промежуток, около полутора лет, когда ничего существенного в политической жизни герцогства не случилось. Французы захватывали города, бретонцы их возвращали себе; встречались послы, и решались протокольные вопросы, — согласитесь, все это слишком скучный материал для историко-приключенческого романа. Герцогиня Анна путешествовала по городам и весям, заручаясь поддержкой своего народа, а французы рыскали вдоль бретонской границы и искали лазейку. Этому был положен конец в 1490-м, когда Анна вступила в заочный брак с императором Священной Римской империи и тем самым нарушила договор Ле-Верже. Для удобства повествования я уплотнила события 1490 и 1491 годов, уложив их в один год.

Пожалуй, более всего я погрешила против истины в отношении графа Алена д'Альбрэ, одного из самых рьяных претендентов на руку и сердце Анны Бретонской. Он и впрямь был пятидесяти с лишним лет, богатырского телосложения, и его манеры оставляли желать лучшего. Домашняя наставница Анны, мадам Динан, действительно приходилась ему сводной сестрой. Она не давала покоя своей подопечной, добиваясь согласия на брак с графом. Обо всем этом я узнала из исторических хроник того времени. Также является фактом крайняя неприязнь Анны к д'Альбрэ. Герцогиня даже издала декрет о том, что никогда не выйдет за него замуж, и неважно, какие обязательства на этот счет она подписывала в детстве. Столь сильная нелюбовь в сердце женщины, всецело преданной своей стране, распалила мое воображение.