Я начала собирать вещи. Возьму с собой только то, что не возбудит подозрений аббатисы, то, что возят с собой женщины, сопровождающие войско. Наряд прачки и, конечно, мое оружие. Я выкладываю все ножи, но не трогаю браслеты с проволочными удавками, спрятанными внутри. Они слишком изящны для моей нынешней роли. К тому же я способна кого угодно удавить его же ремнем.
Укладывая запасные ножи, я удивляюсь, каким чудесным образом мое страстное желание убить д'Альбрэ некогда направило мою жизнь и наполнило ее смыслом. Да, но все это было прежде… прежде чего? Погодите, когда это я растеряла готовность умереть, если потребуется, ради убийства д'Альбрэ?
Быть может, все началось с побега из Нанта, когда я вырвалась из сферы влияния графа и черная безнадежность, душившая меня в его доме, впервые развеялась. Или короткий период времени, проведенного вдали от него, попросту напомнил мне, что не все в жизни так мрачно, в ней существует кое-что, ради чего стоит жить? Есть на свете добрые люди, и они обитают здесь, в нашем герцогстве. Люди, готовые сделать все от них зависящее, чтобы остановить д'Альбрэ.
Когда живешь с ним в четырех стенах, об этом недолго и позабыть.
Есть упоение в скачке под солнцем на быстроногом коне и чтобы в лицо бил ветер. Есть редкие — и оттого еще более ценные — мгновения искреннего веселья. Есть моменты желанного волнения, когда замечаешь метку Мортейна и понимаешь: охота началась.
И еще существует это выражение человеческих глаз, когда кто-то замечает тебя, не просто лицо и волосы, а самую суть, саму твою душу.
Я с некоторым неудовольствием понимаю, что новообретенным и пока еще непривычным желанием жить я отчасти обязана Чудищу. Нет, не то чтобы я решилась жить ради него. Он просто напомнил мне, что у земного бытия есть светлые стороны. Сам он следует течению жизни настолько радостно и легко, что пример оказывается заразителен.
Мои пальцы невольно нащупывают кольцо, которое я ношу на правой руке. Это мой путь к избавлению на случай, если положение станет вправду невыносимым.
И тут вдруг у меня из легких исчезает весь воздух, а в голове делается легко-легко. Как бы ни было велико мое желание измениться, сколько бы усилий я ни прилагала, скольких бы вредителей ни обезвредила… в глубине души я боюсь, что д'Альбрэ все-таки победит. Захватит Ренн и поставит его на колени.
Поработит всех его жителей.
Не без боя, конечно. Вельможи, советники, полководцы Анны сделают все, чтобы ее защитить. И погибнут, ибо никто не умеет причинять смерть лучше д'Альбрэ.
Перед моим умственным взором неудержимо разворачивается все, что должно произойти.
Он своими руками проложит себе путь к Анне, и его длинный меч будет крошить ее стражу, как мягкий сыр. И, чего доброго, слева и справа от него будут мои братья, жаждущие выслужиться перед ним.
Исмэй и Дюваль, несомненно, попытаются заслонить герцогиню собой… И заплатят самую высокую цену. Когда же они упадут замертво, месть графа обрушится на несчастную Анну.
Кстати, возможно, поначалу он даже не применит к ней силу. Достаточно будет взять в заложницы Изабо, ведь он знает о том, как привязана к ней старшая сестра.
Я смотрю на дорожный узелок у своих ног. А что, если на самом деле я способна остановить графа, но не сделаю этого? Какой кровью будет оплачена доставшаяся мне свобода? Не окажется ли утрачено то единственное, ради чего я цепляюсь за жизнь?
Вот тогда-то я и понимаю, что мой долг — исполнить приказ. Я должна это сделать. И не ради аббатисы, монастыря или даже Мортейна.
Ради тех, кого я полюбила.
Когда наконец я покидаю свою комнату и иду на поиски Исмэй, час уже достаточно поздний, но повсюду во дворце хлопочет народ. Идет подготовка к отъезду Чудища и к неизбежной осаде.
Не обнаружив Исмэй в ее спальне, я направляюсь в дворцовые апартаменты Дюваля. Это единственное место, где я рассчитываю ее застать, помимо покоев аббатисы или самой герцогини. И мне везет: приблизившись к двери, я ощущаю внутри биение двух сердец.
Я негромко стучу.
Мне открывает Дюваль. Когда он видит меня, на его лице проскальзывает удивленное выражение.
— Чем обязан, госпожа?
Я криво улыбаюсь.
— Вообще-то, — говорю я ему, — мне нужна Исмэй.
В темноватом коридоре трудно с уверенностью судить, но, по-моему, его щеки самую чуточку розовеют. Можно подумать, им с Исмэй по тринадцать лет, возраст сумасшедшей и неуклюжей первой любви.
— Да, она здесь. — Дюваль распахивает дверь, впуская меня, потом кланяется. — Оставляю вас наедине.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу