Запах солнца

Через несколько дней он ушёл в леса. Не то чтобы он так уж себе не доверял, и всё же очень не хотел, чтобы Полина попалась ему в это время на глаза. Точнее, он ей попался. Вид взбудораженного луной вампира - не самое приятное зрелище, хотя и впечатляющее. Природа дала ему странное тело - совершенно отличное от людского стада, и в то же время очень похожее внешне. У него тоже были руки и ноги, и волосы на голове, и щетина на лице, но как бы тщательно природа не маскировала его, он не мог спрятать ни когти, ни клыки, на налитые кровью глаза со звериными зрачками.

Возможно, однажды он сможет противиться луне. Действительно станет теплокровным. Человеком. Если будет стараться...

* * *

-Если не будешь стараться, я накормлю тебя всеми теми мухоморами, которые ты мне подсовываешь, отравительница!

Полина посмотрела на гриб, до этого притворявшийся мирным боровиком, как ей казалось до возмущённого вопля Дика. Вообще-то, возмущаться должна была она, потому что этот подлый тип, вместо обещанной экскурсии по лесу, подсунул девчонке какую-то замшелую поляну с какими-то неправильными грибами и велел насобирать немного к ужину, пока он соизволит отдохнуть.

-У мухоморов шляпки красные и белые пятнышки.

Дик приоткрыл один глаз, скривился и перевернулся на другой бок, явно собираясь вздремнуть. Полина мстительно промолчала, что спать на закате не желательно, чтоб голова потом не болела.

-Ты, оказывается, не только дедушкиных сказок переслушала, ты ещё и мультиков обсмотрелась. Не все мухоморы такие. Этот, как видишь, другой.

-А, может, это и не мухомор вовсе,- запальчиво возразила Полина. В самом деле, она искала, горбатилась, даже в лужу какую-то шлёпнулась, а этот ещё и критикует. Лучше бы предложил свою куртку - в вечернем лесу начинал бзызчать гнус, которого совершенно не волновало, что наступила осень и все приличные козявки должны смириться с судьбой и благополучно издохнуть. К Дику они не приставали, всем своим комариным нутром чувствуя, что шкура у него дублёная и только хоботок зря помнут, а вот Полину изгрызли за считанные секунды, особенно там, где от неё вкусно пахло слегка гниловатой водой.

Дик натянул на глаза кепку, заложил руки за голову, перекинул во рту травинку, поудобней подмостил под спину злополучную куртку, чтоб трава лопатки не колола.

-Мелочь пархатая, п-фе,- и явно вознамерился после сказанного спокойно покемарить.

Бух! Мухоморовый боровик впечатался точно в козырёк кепки и рыхлыми ошмётками сполз на плечи Дика. Парень непонимающе тронул пальцем странную массу перед глазами, понюхал, потом откинул бренные останки гриба и опять спокойно закрыл глаза.

-Я же сказал - мелочь пархатая, даже кинуть как следует не можешь. У тебя полчаса исправительных работ, только далеко не отходи, здесь всякая гадость водиться может. Потом я просыпаюсь и произвожу подсчёты, если ты предоставишь хотя бы один съедобный гриб, так и быть, я тебя прощу и отведу обратно.

-А если нет?

-Оставлю здесь, как и просил Вил. Всё, спокойной ночи.

-Ах ты...

-Ну хорошо, ты скажешь, что любишь меня, и я сам насобираю эти проклятые грибы.

-Эй!..

-Можешь сказать это прямо сейчас, я с удовольствием послушаю.

-Что ты...

-Хотя, лучше сказать это при Виле, хе-хе, ему будет интересно послушать.

Об кепку размазалось что-то липкое, с терпким запахом поганки, но Дику было лень проверять, он так и заснул, тихонько посмеиваясь про себя.

Если днём ещё было обманчиво тепло, то ночь сковала всё вокруг первым, неуверенным пока морозом. Осень в горный лес приходит быстрей, чем на равнины. Вил любил осень с её длинными беззвёздными ночами, наполненными шорохом осыпающейся листвы и запахом мёрзлой земли. Это было единственное время, когда зоркие глаза Дика давали слабину, и он не мог следить за ним из-под каждого куста. Тогда Вил вспоминал старые привычки и удирал подальше от всех в самую глушь, где и сидел безвылазно, пока злой сквернословящий Дик его всё-таки не находил, не костылял по шее и не отправлял обратно домой. Обычно он успевал до рассвета, но один раз Вил всё же умудрился найти подходящий схрон, чтоб укрыться от глаз своего телохранителя и лучей солнца, и провёл день за пределами опостылевшей до мозга костей спальни - затонированной, защищённой... тюрьмы. Забился в тесную, глубокую щель, вжался между двумя валунами и там, с затёкшим телом, в вонючей и сырой от влажного мха одежде, он был непомерно счастлив оттого, что может хотя бы представить, что вот где-то здесь, рядом светит солнце. Дурацкое, детское ещё любопытство до сих пор будоражило кровь - ему не хватало фотографий и видеозаписей, он хотел сам, лично, удостовериться, что солнце яркое, и что оно тёплое, и что оно может не только жалить и убивать. Но обо всех этих желаниях говорить кому-либо он не собирался, в конце концов не сахарная принцесса, чтобы разводить розовые мечты.