Стивен Эриксон - Увечный бог

Тулас Отсеченный чуть помедлил - и шагнул за край, полетев вниз.

Полотняная одежда рвалась, хлеща клочьями воздух - тело ударялось о грубые стены, отскакивало, потрепанные конечности дергались, вздымая песок и грязь, задевая за густо облиственные кусты и выдергивая с корнем траву; камни сыпались следом.

Затрещали кости, когда он ударился о покрытое булыжниками дно расселины. Песок сыпался со всех сторон, шипя словно змеи.

Некоторое время он не шевелился. Пыль медленно оседала в полумраке. Наконец он присел. Одна нога сломалась прямо над коленом, нижняя часть держалась лишь на полосках кожи и жилах. Он сопоставил концы кости и принялся наблюдать, как они не спеша сплавляются воедино. Четыре сломанных ребра высунулись через кожу правой половину груди, но они ему не особенно мешали - Тулас не стал восстанавливаться, сохраняя силу.

Вскоре он попробовал встать. Плечи скреблись по камням. На дне ущелья виднелся обычный набор костей, мало чем для него интересных: только обрывки души зверей извивались призрачными червями, не желая отрываться от плоти, колыхаясь под порывами воздушных течений.

Он пошел, преследуя странный запах, который уловил еще сверху. Здесь он сильнее, да, и каждый шаг по извитому тоннелю рождает уверенность, предвкушение, граничащее с восторгом. Да, уже близко.

Череп был насажен на древко истлевшего бронзового копья на высоте груди человека. Он загораживал проход. У основания копья грудой лежали прочие части скелета. Каждая кость была тщательно разбита.

Тулас Отсеченный встал в двух шагах от черепа. - Тартено?

Однако прогудевший в голове голос произнес на языке Имассов: - Бентракт. Скен Ахл приветствует тебя, Выходец.

- Твои кости слишком велики для Т'лан Имасса.

- Да, но мне от этого прока не было.

- Кто это сделал, Скен Ахл?

- Ее тело лежит в нескольких шагах, Выходец.

- Если ты так сильно ее ранил, как она смогла усердно изувечить твое тело?

- Я не сказал, что она мертва.

Тулас чуть помедлил и фыркнул: - Нет, здесь нет ничего живого. Или она умерла, или сбежала.

- Не стану спорить, Выходец. Просто обернись.

Тулас заинтересованно повернулся. Лучи солнца с трудом пробивались сквозь пыль. - Ничего не вижу.

- Это привилегия.

- И не понимаю.

- Я видел, как она прошла мимо. Слышал, как улеглась наземь. Слышал крик, как от боли, и плач; когда затих плач, осталось лишь дыхание, но и оно затихло. Но... я всё ещё слышу. Поднимается и опускается грудь, с каждым восходом луны - когда ее свет появляется здесь. Сколько раз? Много. Я не считал. Зачем она осталась? Чего хочет? Она не отвечает. Ни разу не ответила.

Тулас молча прошел мимо черепа на пыльном шесте. Пять шагов - и он замер, смотря вниз.

- Она спит, Выходец?

Тулас медленно склонился. Опустил руку, коснувшись хрупких окаменевших ребер в выемке почвы. "Ты рождена под приливом луны, малышка? Ты испустила хоть один вздох? Вряд ли". - Т'лан Имасс, вы закончили охоту?

- Она была сильна.

- Джагута. Женщина.

- Я был последним на ее пути. Я проиграл.

- И проигрыш так тебя терзает, Скен Ахл? Или тебя изводит она, лежащая позади, скрытая от взора?

- Разбуди ее! А лучше убей, Выходец! Уничтожь. Нам было известно, что это самая последняя Джагута. Убей ее - и войне конец, и я познаю покой.

- Нет покоя в смерти, Т'лан Имасс. "Ах, дитя, ночной ветер свистит в косточках, да? Дыхание самой ночи, терзающее его век за веком".

- Выходец, поверни мой череп. Хочу снова ее увидеть.

Тулас Отсеченный выпрямился. - Я не стану между тобой и войной.

- Но ты можешь закончить войну!

- Не могу. Как и ты, очевидно. Скен Ахл, я должен тебя покинуть. - Он поглядел на крошечные кости. - Вас обоих.

- Со дня неудачи меня не посетил ни один гость. Ты первый, меня нашедший. Неужели ты так жесток, чтобы обречь меня на вечное прозябание?! Она победила меня. Я смирился. Но умоляю: окажи мне честь, позволь видеть врага.

- Вот так дилемма, - сказал, чуть поразмыслив, Тулас. - То, что ты считаешь милостью, может ею не оказаться, исполни я просьбу. Но ведь я особенно не склонен к милосердию, Скен Ахл. И тебя не уважаю. Начинаешь понимать, как мне сложно? Я могу протянуть руки, повернуть твой череп - чтобы ты проклинал меня вечно. Или могу избрать недеяние, оставив все как было - как будто не приходил. И заслужить горчайшую твою обиду. Так или иначе, ты увидишь во мне жестокого врага. Нет, я не особенно обижусь. Я не склонен к сантиментам. Но вот в чем суть: насколько жестоким я хочу быть?