Любовь Романова - Дети пустоты. Пройти по краю

– Уже, – нехотя ответил тот. – Эта девка, аналитик СКК, совсем не дура. Хоть и выглядит, как кошмар ботаника.

Оба сидели возле окна подъезда неприметной пятиэтажки. Грязные рамы были распахнуты, и сквозь просветы тополиной листвы не стоило труда разглядеть бурую крышу дома Ларса. За спинами представителей пятой расы, скрестив на груди руки, замерла Дина. Ее лицо было неподвижно, словно гранитный барельеф на стенах Вечного города.

Предводитель Людей сети последний раз взглянул на монитор, где вокруг двух кроватей толпились сотрудники СКК, и с тихим хлопком опустил крышку ноутбука.

– Уходим.

Стоило Женьке прийти в себя, как в голове возник образ асфальтового катка. Судя по ощущениям, он от души отутюжил ее несчастную тушку. Руки, ноги, грудная клетка – все ныло, как после первого в учебном году урока физкультуры. Но это были еще цветочки по сравнению с головной болью. Щека и часть затылка казались полными расплавленного битума. Или чем там заливают дороги, когда кладут асфальт?

– Открывай глаза! Я же вижу, ты проснулась! – потребовал знакомый голос над ухом.

Рядом с Женькой, на земляном полу сидел тот, кто ну никак не мог здесь находиться – Тимофей. На вид вполне живой и здоровый. Только исхудавший. В полутьме крупные веснушки на щеках казались пепельными, а зеленые глаза – черными.

За его спиной, по стенам низкой пещеры, разбегались тысячи красных огоньков. Они напоминали тлеющие угли. Пространство вокруг шелестело обрывками разговоров на непонятных языках. Женьке казалось, что она слышит итальянские, испанские, немецкие и даже латинские слова. Прохладный воздух был пропитан запахами влажной земли, озона и свежих шампиньонов.

– Ты как? Нормально? – спросил Тимофей, придвинувшись к Женьке. – Мы у синегрибов. В смысле, их итальянских родственников. Федька с Чухонем скоро будут. Кое-чего закончат и придут.

Что-то холодное коснулась горячей щеки. От облегчения Женька прикрыла глаза.

– Это бутылка со льдом, – послышался над головой голос Бруно. Женькину скулу защекотали фенечки на его запястье. – Ваш целитель сказал прикладывать, пока он не вернется.

– Сами разберемся! – злобно зашипел Тимофей. Похоже, его знакомство с итальянцем было не из приятных.

– Тим… – Женька ужаснулась, как хрипло звучит ее голос. – Почему ты тут…

– Потому! За тобой пришел! Это надо же было залезть в такую… клоаку!

– Я…

– Думаешь, она ради прикола здесь оказалась? – вступился за Женьку Бруно, все еще придерживая пластиковую бутылку. – Тебя спасти хотела!

– Вот и балда! – выпалил Тим. – Кто ей сказал, что меня надо спасать?

Женька резко села. Перед глазами поплыли красные инфузории туфельки, но она сделала усилие и сфокусировалась на двух сердитых физиономиях – смуглой с правильными чертами лица – итальянца, и бледной с вздернутым носом и упрямо выпяченной нижней губой – Тимофея. Очередной приступ вредности последнего внезапно исчерпал ее терпение. Женька почувствовала, что начинает звереть.

– Больше! Не буду! Никогда!

Бруно с сочувствием покачал головой.

– Не обращай на него внимания. Маленький еще, вот и петушится!

– Кто маленький? Я? – Тимофей тут же оказался на ногах и вскинул руку, словно собираясь угостить наглого итальянца «кошачьей лапой».

– А нет, что ли? Был бы старше – спасибо ей сказал!

Племянник Эдды тоже вскочил с земли. Он был на полголовы выше своего рыжеволосого соперника.

– Может, мне еще и тебе спасибо сказать?

– А чего? Скажи. Я тоже, как идиот, хотел из-за тебя у Исси остаться!

– Так чего не остался? Зассал? Решил, пусть девчонка сама отдувается?

Несколько секунд итальянец и Тим стояли друг напротив друга, точно два молодых кота, встретившихся на границе своих территорий, а потом оба прыгнули.

Говорят, весенние драки кошек – захватывающее зрелище. Опытный боец может на лету несколько раз ударить противника, оставив по четыре глубоких пореза. Нередко смертельных. Раны, нанесенные Людьми крыш, долго не заживают. Одна Сохмет знает, в чем тут дело. Ведь, по сути, «кошачья лапа» – это «кратковременно материализующаяся иллюзия», как объяснил однажды Женьке Шепот. Призрачные когти твердеют лишь в момент прикосновения к телу врага, чтобы тут же исчезнуть.

Между летящими навстречу фигурами полыхнули две тусклые вспышки. Противники почти успели ударить, когда траектория их полета внезапно изменилась. Оба парня, миновав друг друга, врезались в земляную стену.