Юлия Остапенко - Ненависть

— Она… не такая, как другие.

— Не сомневаюсь.

— Вряд ли ты понимаешь, о чем я…

— Почти наверняка нет, — улыбнулся друид. — Но ты не любишь ее, это я вижу. Это что-то большее, чем любовь. Это…

— Ненависть, — сказал Дэмьен и улыбнулся тоже — устало, измученно и почти облегченно. — Я ее заслужил.

— Ты до сих пор так думаешь? — Улыбка сбежала с губ Мариуса, он пожал плечами и вынул руки из огня. Кожа, несколько минут страстно обцеловываемая пламенем, была чистой, гладкой, и — вдруг подумалось Дэмьену — наверняка холодной. — В таком случае, кажется, впервые на моей памяти Привратник ошибся.

Дэмьену стало страшно. Он лишь теперь вспомнил, что возвращение в мир — возможность такого возвращения — тоже считалось испытанием. Которого он, кажется, не выдержал…

— Что ты хочешь этим… — спросил он и внезапно задохнулся, не в силах даже довести фразу до конца — от ужаса у него перехватило горло и вдруг подкосились ноги.

Мариус хмуро посмотрел на него, потом слабо улыбнулся, продолжая хмуриться.

— А может, и нет, — проворчал он, отходя в сторону — Иди сюда.

Дэмьен, с трудом сдержав вздох облегчения, поспешно подошел к нему. Мариус указал ему на окно. Дэмьен проследил за направлением его взгляда и увидел, что окна в келье выходят на стену и вход в друидский квартал.

— Ты стоял у этой статуи, прежде чем выйти, — сказал Мариус. — О чем ты думал? О той женщине?

— Нет… Нет, не о ней.

— О себе?

— Да.

— Ты ее боишься?

Дэмьен обдумал вопрос. Потом ответил — легко и уверенно, как будто знал это всегда:

— Нет. Но она собирается убить меня. А я не хочу умирать, не пожив хоть немного. Я ведь никогда не жил. Хотелось бы попробовать.

— Ты мог бы просто убить ее первым.

— Тогда ничего бы не изменилось. Я продолжал бы… не жить.

— Но встречи с ней ты боишься? Не ее, а этой встречи? Потому что знаешь, что она попытается убить тебя, а ты уже не сможешь использовать старый проверенный способ, которым всегда пресекал подобные попытки?

— Именно, — кивнул Дэмьен, вспомнив дворян из деревни Клирис, Ратника… и десятки, сотни других,

— Это шестая инициация. Инициация Тьмы, она же инициация Смерти. Иди туда. Ну, иди же. К ней.

Дэмьен посмотрел на него в изумлении:

— Ты хочешь, чтобы я встретился с ней? Сейчас?..

— Да нет же, — нетерпеливо мотнул головой Мариус. — Не надо встречаться с ней. Иди в мир, в котором она есть. Иди в него и вернись оттуда, как только почувствуешь, что можешь. Это и будет самым сложным: вернуться, когда понимаешь, что умеешь оставаться там. Это всё равно что идти на добровольную смерть, когда на другой чаше весов бессмертие… Понимаешь?

Дэмьен не ответил, потому что не знал ответа. Мариус понял это и вздохнул:

— Я знаю, это нелегко. Даже понять. Именно потому, что это кажется таким простым. Как там твое тело, вы нашли общий язык?

— Теперь у меня одним врагом больше, — усмехнулся Дэмьен.

— Это ты сейчас так думаешь. Когда ты снова окажешься перед выбором: убить или быть убитым, увидишь, как оно запоет… Оно еще скажет тебе спасибо.

«Если успеет», — подумал Дэмьен.

Вернуться. Вернуться в мир, где есть Диз даль Кэлеби. Мир, в котором она убивает по-прежнему, мир, в котором она идет за ним по пятам, наступая в его следы. Мир, в котором сам он убивал, в котором так хочется убивать, когда встречаешь таких, как Диз даль Кэлеби, мир, в котором невозможно больше убивать, когда встречаешь таких, как Диз даль Кэлеби… Пойти в этот мир. И вернуться. Захотеть вернуться.

Он снова посмотрел в окно. Там, в перламутровом свете ясного — без снега — дня в светло-серое небо смотрела безымянная женщина, которую убили несколько сотен лет назад. Интересно, за что?

— Если ты сможешь, — тихо сказал Мариус, — если пройдешь эту инициацию, останется всего одна… Последняя. Ты уже горишь, чувствуешь? Ты почти сгорел. Нет, не смотри на меня… не смотри. Просто слушай и кивни, если понимаешь, — Дэмьен с трудом кивнул, и Мариус так же тихо продолжил: — Сначала мы убиваем тело. Потом ты сам расправляешься со своей душой. И тогда приходит Богиня.

— Богиня?

— Да, Богиня. Я не знаю, кто она. Никто не знает. Но она всегда приходит. Один только раз — и только на пепелище. Она любит золу. Если говорить теологическими терминами, то всё, что ты прошел до сих пор, — это долгий ряд пожертвований, чтобы задобрить ее. — Друид максимально понизил голос, он почти шептал, и Дэмьен, хоть и не видел его лица, мог поклясться, что на нем написан глубокий, очень глубокий ужас, смешанный с восторгом. Не религиозный экстаз — глубинное осознание сущности того, что есть неотъемлемая часть мироздания, и если не является его первопричиной, то во всяком случае определяет судьбу. — Bсё это было долгое, мучительное жертвоприношение. Пепелище — единственный алтарь, который она признает. Но если оно чистое… если там нет ничего, кроме золы, — она приходит. И сама проводит последнюю, решающую инициацию.