Юлия Остапенко - Ненависть

— Отлично, — теперь она говорила мягко, вкрадчиво. — Значит, помнишь… Это была моя семья. — Он почувствовал, как она гладит его по волосам — не по голове, только по волосам, осторожно, почти ласково, едва касаясь. — Граф и графиня даль Кэлеби и двое их сыновей: Гэрет… — пальцы медленно вплелись в его волосы, по-прежнему трепетно, нежно, почти любя, — и Райдер… — А потом вдруг, стиснув с дикой яростью, она рванула его голову назад и ударила затылком об стену с такой силой, что у него потемнело в глазах. — Это! — И еще раз. — Была! — И еще. — Моя! Семья!!! — И еще. И еще. И еще.

Когда она рывком толкнула его голову вперед и убрала наконец руку, Дэмьен позволил подбородку коснуться груди и какое-то время сидел с закрытыми глазами, медленно и глубоко дыша. Он чувствовал, что на затылке стало мокро, и был уверен, что если бы мог коснуться его пальцами, то увидел бы на них кровь. Правда, боли не было. Совсем не было.

Он открыл глаза и увидел ее длинные мускулистые ноги, нервно меряющие шагами комнату. Заставил себя поднять голову, мгновенно взорвавшуюся вспышкой дикой боли. Диз ходила, скрестив руки на груди и закусив губу, словно раздумывая… или пытаясь успокоиться.

«Именно, — по-прежнему хладнокровно подумал он, — Она чувствует, что готова убить меня прямо сейчас, здесь… но это не то, чего она хочет. Это слишком мало: идти за мной восемь лет и теперь просто убить».

Словно услышав его мысли, — а может, в самом деле их услышав, — Диз остановилась, быстро посмотрела на пленника, вновь подошла к нему вплотную.

— Кто это был — вот всё, что я хотела бы знать, — задумчиво проговорила она. — Кто нанял тебя, чтобы ты вырезал всю мою семью. Мне просто повезло — я была в пансионе… Мне было двенадцать лет, и я была в пансионе. Я еще долго не знала о том, что ты сделал… что это был именно ты. Ты думал, не стоит тревожиться из-за девчонки, оставшейся после уничтожения рода? Что она не мужчина, не воин, что она не будет мстить? Я тебя немножко удивила, да? — сказала она и громко, нагло расхохоталась.

«Удивила, Диз. Но не этим. Не этим», — потрясенно подумал Дэмьен, не сводя с нее широко раскрытых глаз, ошеломленный ее словами. Он думал… у него закралось подозрение: что-то здесь не так, возможно, по какому-нибудь родовому обычаю насильственная смерть семьи лишила ее наследства или что-то в этом роде…

Месть? Ты сказала «месть», девочка? Разумеется, я не опасался мести. Потому что за те пятнадцать лет, что я убиваю людей за деньги, никто и никогда не пытался мне мстить. В нашем мире жизнь — слишком хрупкая, а потому слишком дешевая штука, особенно когда она принадлежит тебе самому. И никто никогда не будет рисковать ею ради того, чего всё равно уже не вернуть. Меня не раз пытались убить — но это были либо люди, знавшие, что за их смерть мне уже заплачено, либо конкуренты, позарившиеся на мой контракт. Но месть?.. Да ведь уже, пожалуй, несколько сотен лет люди не думали о мести — с тех самых пор, как закончилась династия Зитгиндов и под безответственной властью новых королей страна с головой погрузилась в бурлящую пучину междоусобных войн. За пять сотен лет понятия чести и справедливости вымерли, атрофировались за ненадобностью… Потому что в таком мире, как этот, надо уметь всадить нож в спину человеку, минуту назад называвшему себя твоим другом, — иначе не будешь уверен, что он не сделает этого первым.

Я помню ад двадцатилетней давности, Диз, мне тогда было восемь лет, еще меньше, чем тебе в то время, когда я убил твою семью. Я мог бы кое-что рассказать тебе о воинской чести… и о том, как она убивает надежнее и быстрее подлости. Твои родные лучший тому пример. Они готовили заговор против кузена твоего отца. Ты не знала? Они решили навестить его всей семьей и зарезать ночью, вместе с женой и двухлетним сыном, единственным наследником, стоявшим на пути между твоим отцом и герцогским титулом. А вдохновителем этого плана была твоя мать, чудесная женщина. Я помню ее, Диз. Она так же хорошо владела стилетом, как ты. Я думал, мне не уйти живым из вашего дома. Так чуть было и не случилось благодаря ей. Но всё это не имеет никакого значения. Я убил их, но они и сами были убийцами, а тот, кто стал причиной их гибели, всего лишь защищал свою жизнь. Не мое дело упрекать и оправдывать, а ты, конечно, можешь мне не верить, но в те времена мне иногда было трудно делать то, что я делал. И тот случай был одним из немногих, когда мне было очень легко рубить живую плоть. Они были так же дики и жестоки, как ты. Я видел в их глазах то же, что вижу сейчас в твоих. Ты достойная дочь даль Кэлеби, Диз.