Павел Буркин - Краденая победа

Сейчас заведение Падмалати пустует, «гости» уже получили, что хотели, и отправились спать, спят и уставшие за ночь куртизанки. Жизнь возобновится ближе к вечеру, пока тишину ничего не нарушает.

— Тут нас не услышит никто посторонний, — произнесла Субашини. — Говори, что хотела, только быстро.

Вместо ответа Лачи частично размотала талху, и в ее руках появился младенец. Увидев над собой два незнакомых лица, он стал негромко хныкать.

— Голодный, — определила Субашини. — Где ты его нашла… Погоди, пеленки-то какие богатые, краше моей талхи… Богатые совсем совесть потеряли. Ну ладно, мы подбрасываем порой детей, когда не хотим, чтобы они разделили нашу судьбу. Но эти-то что, озверели?

— Никто не подбрасывал! — зашептала Лачи. — Я его забрала во дворце, иначе бы его убили…

По мере рассказа доброе круглое лицо Субашини вытягивалось все больше.

— Сдурела?! Нашла, с кем связываться! Они все заведение в порошок сотрут и не заметят!

— А что, лучше было дать его убить?

— Нет, но… Погоди, придумала! Во-первых, кто он такой — Падмалати ни слова! Не думаю, что она его выдаст, но чем меньше соблазнов, тем лучше. Во-вторых, надо придумать ему другое имя. Прем — «любимый» — почему нет? Настоящее имя лучше забыть. Третье: браслет, пеленки эти… Припрячь понадежнее, а лучше уничтожь… Нет, уничтожать не надо, может, пригодятся. Но первые годы, пока все не успокоится — не доставай. И еще — чем меньше народу будет знать, что у тебя ребенок, тем лучше. Сейчас его будут искать — и каждый, у кого внезапно объявился младенец, попадет под подозрение.

— Может, передадим кому-нибудь? — предложила Лачи. — Зачем ему Марджани?

— А зачем Марджани нужен нам? Взамен умершего сладостная Амриттха наградила тебя ребенком, Лачи — и ты еще нос воротишь? Не бойся, вырастим! А теперь беги к Падмалати, а то тебе и впрямь всыплют!

Лачи неуверенно открыла легкую плетеную дверь и нерешительно замерла на пороге. Ее встретила уже далеко не молодая женщина. Одетая в бирюзовую талху, она вальяжно расселась в роскошном, стоящем, наверное, целое состояние, кресле кешерской работы. Она неторопливо курила кальян, клочья дыма плыли в таинственном полумраке комнаты, озаренном только дрожащими огоньками бронзовой лампы. Время от времени женщина сплевывала в бронзовую плевательницу.

— Ага, вот и наша гулящая кошка, — вместо приветствия произнесла женщина, в очередной раз сплевывая. Голос у «госпожи Падмалати» хриплый, какой-то скрипучий и на редкость противный. И сама она была… Когда-то, наверное, наверное, первой красавицей Джайсалмера. Но нелегкая жизнь, трое родов и малопочтенное ремесло оставили на лице неизгладимую печать. Да и не занимаются этим в сорок шесть лет, только если вовсе уж деваться некуда.

И все же было в Падмалати что-то неуловимо-притягательное. Наверное, глаза, в которых видны и ум, и непреклонная воля. «Не была ли ты в прошлом рождении воином, или женой воина?» — невольно подумала Лачи. Этот вопрос она частенько задавала себе, встречаясь с хозяйкой заведения. По крайней мере, своими «девочками», слугами, охранниками, а когда надо — и клиентами она распоряжается не хуже, чем сержант солдатами.

— Ну? Что скажешь? Где ты была, пока остальные трудились?

Лачи молчала. Что она могла сказать? «Я ничего плохого не делала, только вытащила из-под пуль гвардейца и его жену, потом получила от рани награду, а потом треснула по башке кормилицу и по совместительству убийцу, утащила наследника престола из колыбели — и сразу обратно»? Но, наверное, само это молчание что-то сказало многоопытной Падмалати, потому что тон ее резко изменился.

— Знаешь, Лачи, не будь ты моей дочкой, я бы с тобой не болтала. И плеткой охранника ты бы не отделалась. Указала бы тебе на дверь — и все. Раз такая умная, сама на жизнь и зарабатывай. И сама расхлебывай, что натворила. Но тебя родила (не знаю, правда, от кого, но какая теперь разница?) и вырастила я. Рассказывай, что видела, и что несла под талхой, когда входила.

— Кто вам сказал, матушка?

— Привратник, дорогуша, превратник. Пока ты секретничала с Субой, мне все рассказали. Да я и сама вижу вас всех, как облупленных, иначе грош мне цена. Так что ты учудила?

— Я… подобрала у храма Ритхи ребенка…

— Не ври! — выдохнула дым Падмалати. — Будь это ребенок, ты бы несла его на руках, а не под талху засовывала! Или… ребенок, но непростой?

Женщина задумалась. Наверное, прикидывала, что за ребенок мог попасть в руки Лачи и как это отразится на судьбе заведения. «Нужно построже расспросить бездельницу и хорошенько ей всыпать. Для ее же блага. И Субашини — тоже, даже побольше, чтоб знала, нечего девку баловать…»