Павел Буркин - Краденая победа

Место рядом с Салумбаром занял худощавый воин лет тридцати, не в каске, а в огромном тюрбане шафранного цвета. Он стоял по правую руку от коменданта, а одет был даже более богато. Такое могло случиться лишь в одном случае, если бы повелитель Кангры признал безвестного сотника равным себе или… наследником? Вообще-то, это все объясняло.

Строй взорвался приветственными возгласами. Особо старалась рота пикинеров, из чего Рокетт заключил, что сотник рядом с Салумбаром ими и командовал. Но стоило Салумбару поднять руку, как стало тихо. Так тихо, что все услышали, как один из темесцев переступил с ноги на ногу.

— Воины! — обратился к подчиненным Салумбар. — Мы победили целый полк темесцев, сто двадцать из них попали в плен. Посмотрите на них!

Смех, улюлюканье — слишком редко воины Кангры могли себе позволить насмехаться над пленными северянами, чтобы это не доставило им удовольствие. Шутливые поклоны, предложение войти домой и забрать все сразу, пожелания подарить мушкеты женам, поскольку они, «хоть и носят талхи, но больше мужчины, чем вы» и, в свою очередь, получить от них талхи, чоли и покрывала. Темесцы слушали оскорбления с каменными лицами, тех, кому кровь ударила в голову, отрезвили нацеленные в лица десятки мушкетных стволов.

Выждав, пока защитники Кангры натешатся, Салумбар снова поднял руку.

— Мы победили, — повторил он. — Но у нас украли победу. Пока мы сдерживали целый полк врагов, предатели в Джайсалмере убили законного раджу. Власть взял Бахадур, дядя раджи Валладжаха, и темесский посол Фанцетти. Сам раджа, рани Кайкея и, скорее всего, наследник, царевич Нарасимха — убиты. Новый правитель приказал сдать крепость врагу, освободить пленных и вернуть им оружие. Даже темесцы требуют меньшего.

Салумбар ненадолго замолчал, на площади повисла гнетущая тишина, а Рокетт вдруг понял, как пал Эрхавен. Защитники пограничного форта тоже устояли, но толстосумы в Магистрате продали их победу за золото в свои карманы. Рокетт никогда не видел узурпатора, более того, благодаря перевороту он и его товарищи снова на свободе. Отчего же в сердце пустота и тяжелая, холодная ненависть к предателю? И что чувствуют защитники крепости, если даже ему не по себе?

— Я не изменил бы законному правителю, — продолжал Салумбар. — И пока я жив, темесцы под Джайсалмером бы не появились. Но я не хочу и не могу служить узурпатору, убийце и темесской марионетке. Поэтому я слагаю с себя обязанности коменданта крепости, отныне никакой я не рават, а всего лишь зажившийся на свете старик. А сотник Удай достаточно храбр, умен и опытен, чтобы меня заменить. Отныне он — рават Салумбара и Кангры, комендант крепости и вождь для вас всех. Он будет вашим правителем и, если понадобится, поведет вас в бой. Поклянитесь же, что будете повиноваться равату Удаю и равати Падмини, а так же их потомкам, как повиновались мне, потому что отныне он заменил мне сына.

Воины молчат. Они привыкли, идя в бой, видеть впереди шафранный тюрбан равата и знать, что тот способен найти выход из самого отчаянного положения, что он первый в атаке и последний в отступлении. Рават, правящий уже тридцать один год, а сам разменявший седьмой десяток… Казалось, он вечен — по крайней мере, на их век хватит. И вдруг власть сменилась, и все случилось так сразу… Изумление гарнизона неудивительно.

— А теперь раскройте ворота пошире, — произнес рават. — И пленные могут быть свободны. Темесцы! — наконец обратился он к пленным, переходя на почти правильный темесский. — Передайте своему командиру, что перевал отныне свободен, и полк может пройти к Джайсалмеру. Но если вы попытаетесь войти в крепость — убедитесь, что не только женщины Джайсалмера умеют держать оружие.

Тяжелые, окованные листовым железом, покрытые шипами створки ворот отворились. За воротами и переброшенным через ров мостком виднелась каменистая дорога, по обочинам которой виднелась чахлая трава и кусты — к счастью, не те, усыпляющие. Там была свобода, соратники, дорога на Джайсалмер. Может быть, под стенами вражеской столицы доведется искупить невольный позор?

Убедившись, что колонна пленных потекла через приземистую арку ворот, рават снова обратился к своим воинам.

— Подойдите к жрецу, и над священным огнем поклянитесь, что будете верны равату Удаю и его наследникам.

Бойцы подходили к крыльцу перед входом, где старый жрец разводил огонь, нехотя. Им казалось, что, присягая новому равату, они предают старого — а ведь с ним пришлось столько пережить, довелось пировать и голодать, побеждать и терпеть поражения, драться с лучшими армиями Аркота и Темесы, десятки раз обманывая смерть. Изуродованные шрамами, поседевшие и загоревшие дочерна ветераны плакали, как малые дети. Но слишком сильно было в душах бойцов почтение к роду Салумбаров, слишком привыкли они беспрекословно повиноваться старому полководцу. Жрец на крыльце перед входом в башню развел огонь в священной жаровне — и, когда пламя загудело, пожирая просмоленные дрова, солдаты стали по одному происходить и клясться в верности новому равату.