Филип Пулман - Янтарный телескоп

Наступило молчание. Потом Серафина повернулась к пеночке и спросила:

– Как тебя зовут?

– У меня нет имени. Я не знала, что существую, пока меня не вырвали из его сердца.

– Тогда я нареку тебя Кирджавой.

– Кирджава, – повторил Пантелеймон, точно пробуя слово на вкус. – А что это значит?

– Скоро узнаешь. Ну а теперь, – продолжала Серафина, – слушайте меня внимательно, и я расскажу вам, что вы должны сделать.

– Нет, – решительно возразила Кирджава.

– Судя по твоему тону, – мягко, заметила Серафина, – вы уже знаете, что я собираюсь сказать.

– Мы не хотим этого слышать! – заявил Пантелеймон.

– Это слишком быстро, – сказала пеночка. – Чересчур быстро…

Серафина молчала, поскольку была согласна с ними и чувствовала глубокую печаль; но все же она была здесь самой мудрой и понимала, что должна помочь им поступить правильно. Выждав минутку, чтобы деймоны успокоились, ведьма заговорила снова.

– Где вы побывали во время своих скитаний? – спросила она.

– Во многих мирах, – ответил Пантелеймон. – Мы проходили сквозь все окна, которые нам попадались. Их гораздо больше, чем мы думали.

– И вы видели…

– Да, – сказала Кирджава, – мы смотрели внимательно и видели, что происходит.

– Мы видели и многое другое, – быстро добавил Пантелеймон. – Например ангелов, и говорили с ними. Видели мир, откуда пришли те маленькие люди, галливспайны. Там есть еще и большие люди, которые пытают и убивают их.

Они стали рассказывать ведьме о своих странствиях, надеясь отвлечь ее от главного; и она понимала это, но не перебивала их из-за любви, с которой каждый из них слушал голос другого.

Но вскоре они рассказали все, что могли, и умолкли; теперь тишину нарушал лишь слабый безостановочный шепот листьев. Наконец Серафина Пеккала заговорила опять:

– Вы прятались от Уилла и Лиры, чтобы наказать их. Я знаю, почему вы это делали; мой Кайса поступил точно так же, когда я пришла обратно из той страшной пустыни. Но потом он вернулся ко мне – ведь мы по-прежнему любили друг друга. И им скоро понадобится ваша помощь, иначе они не смогут сделать то, что от них требуется. Вы должны рассказать им все, что узнали.

У Пантелеймона вырвался крик – чистый, холодный крик совы, какого в этом лесу еще никогда не слышали. И по всей округе, в гнездах, и в норах, и во всех уголках, где охотились, паслись или искали падаль разные ночные животные, зародился новый и незабываемый страх.

Серафина пристально следила за ним и не испытывала ничего, кроме сострадания, пока не перевела взгляд на деймона Уилла, пеночку Кирджаву. Она вспомнила свой разговор с Рутой Скади: увидев Уилла только однажды, та спросила, смотрела ли Серафина ему в глаза, и Серафина ответила, что у нее не хватает на это духу. Сидящая теперь перед ведьмой серая пташка излучала неумолимую свирепость, осязаемую, как жар, и Серафина испугалась.

Наконец крик Пантелеймона затих вдали, и Кирджава сказала:

– Значит, мы должны сообщить им.

– Да, должны, – мягко подтвердила ведьма. Постепенно свирепость ушла из взгляда серой пташки, и Серафина опять смогла посмотреть ей в глаза. Теперь она увидела там беспредельную грусть.

– Сюда плывет корабль, – сказала Серафина. – Я покинула его, чтобы прилететь сюда и найти вас. Мы прибыли из нашего мира вместе с цыганами. Через день-другой они появятся здесь.

За несколько секунд сидящие перед ней птицы изменили облик, превратившись в двух голубей. Серафина продолжала:

– Возможно, вам больше никогда не придется летать. Я умею заглядывать в близкое будущее и вижу, что оба вы сможете забираться на такую высоту, как сейчас, пока на свете есть достаточно высокие деревья; но, по-моему, в своем окончательном виде вы будете не птицами. Так что смотрите и запоминайте как можно больше. Я знаю, что вам, Лире и Уиллу предстоят долгие и мучительные раздумья, и знаю, что вы сделаете наилучший выбор. Но сделать его должны вы сами и никто другой.

Они не ответили. Тогда она взяла ветку облачной сосны, взмыла в небо и описала круг высоко над кронами гигантских деревьев; лицо ее овевал ночной ветерок, кожу чуть покалывал звездный свет, а сеющаяся сверху Пыль, которой она никогда не видела, дарила ей приятное ощущение силы и уверенности.

Серафина еще раз вернулась в поселок и тихо зашла в дом к женщине. Она знала о ней очень мало: только то, что Мэри пришла из одного мира с Уиллом и что ей отведена важная роль в последних событиях. Серафина не могла судить, добродушна Мэри или строптива; но ей нужно было разбудить ее, не испугав, и для этого имелось подходящее колдовское средство.