Аркадий Застырец - Кровь и свет Галагара

Царевич не сразу заметил, как это произошло, и потому в первый лум вздрогнул, когда ощутил, что уже не он управляет звуком, но звук управляет им. Поднявшийся было страх обернулся наслаждением. Таким Ур Фта представлял себе наслаждение светом. Словно последняя цепь, сковавшая тело, со звоном лопнула и растаяла в заснеженном горном воздухе. Исчезло и самое чувство преодоления оков. Но и это последнее, легкое, как пух, ощущение свободы растворилось в движении, точном, летящем и непрерывном.

Ур Фта продолжал жонглировать мечом, перебрасывая его из одной — в другую, третью, четвертую руку, и, словно прокладывая коридор в невидимо атакующем войске, по мановению властного звука пересек луговину. Затем наощупь вскарабкался по скале, темной громадой возвышавшейся над ее северным краем, и очутился на ровной площадке выступа у входа в пещеру.

Звук оборвался, и слуха Ур Фты коснулся хриплый, изломанный временем голос:

— Я ждал тебя без малого сорок зим. Кто же ты? Назови твое имя!

— Ур Фта, сын великого царя Белобрового Син Ура, наследник цлиянского престола в Айзуре, — твердо и ясно ответил царевич незнакомцу.

— Как! Сам слепой царевич Ур Фта пожаловал! О, горе мне, глупцу из глупцов! Не однажды я слышал о тебе от пастухов, но мне и в голову не пришло разыскивать тебя вместо того, чтобы сидеть на месте, застыв в ожидании подобно толстокожему тинтеду, выслеживающему рыбу на речном берегу. А ведь не трудно, кажется, было догадаться, что именно слепой и только слепой может вот так, сразу почувствовать музыку боя!

С этими словами старик, — а то был крепкий крылатый старик, с головы до ног покрытый серебристыми перьями, — поднялся, вглядываясь в долгожданного пришельца парой круглых пронзительных глаз, обнял его своей единственной рукой и усадил рядом с собою. Ур Фта, как требовала учтивость, покорно и в то же время с достоинством, приличным его происхождению, опустился на травяную циновку, поджав под себя левую ногу, и в свой черед спросил незнакомца, кто он и как его имя.

— Мое имя, — отвечал тот, — Кин Лакк, я родом из племени форлов. Говорит ли тебе это что-нибудь?

— Я много слышал о твоем племени. И слышал, что все форлы погибли. Отец говорил мне, что, мужественно защищая свои земли, в последнем бою с крианами не уцелел ни один из них.

— Ни один из нас, благородный Ур Фта, ни один из нас, кроме несчастного Кин Лакка, сидящего рядом с тобой. В том последнем бою под стенами Корлогана я потерял правую руку и много нимехов пролежал без памяти на поле позора и смерти. А когда очнулся, тетивой затянул обрубок — и во мне достало крови на то, чтобы взлететь.

— Но как случилось, что столь могущественное племя, способное тучей подняться в небо и сверху обрушиться на врага, целиком погибло в одном-единственном сражении с крианскими воинами, искусными на воде и на суше, но бессильными в воздухе? Отчего спасся один почтенный Кин Лакк? Отчего не взлетели его сородичи над полем боя и не укрылись высоко в горах, дабы набраться сил и продолжить войну в лучшее время?

— Вопросы твои уместны, царевич, — сказал Кин Лакк, печально кивая, — изумление твое законно. И я надеюсь, ты не подозреваешь форлов ни в трусости, ни в недостатке разумения…

— Победы и поражения сменяют друг друга в жизни любого воителя, — сказал Ур Фта. — Уходить от верной гибели не позорно. Идти на верную смерть без надежды победить или хотя бы спасти сородичей — безумие. Но я не сомневаюсь ни в храбрости, ни в здравой рассудительности форлов. Если они погибли все разом, — верно, была тому неодолимая причина. О ней я и хотел тебя спросить.

— О ней и о чудесном звуке, услыхав который, ты вскарабкался по скале и пришел к пещере Кин Лакка?

Ур Фта кивнул и приготовился слушать.

— Я поведаю тебе историю гибели форлов, — продолжал Кин Лакк. — А заодно историю моей военной свирели, чей волшебный голос сегодня свел наши судьбы.

Кин Лакк пересказал царевичу общий смысл этой витволы, произнесенной на форлийском наречии, и продолжал рассказ по-цлиянски.

— Так исстари повествовали о сотворении форлов в своих витволах форлийские клйоклиды. И надо сказать, упомянутый благородный дварт Фа Эль во все времена оставался ласковым отцом и заботливым покровителем племени. В несчастьях взывали к нему с просьбами о помощи, в радости прославляли его и выражали сыновнюю любовь.