Татьяна Любушкина - В лабиринте миров

— Настя!

Девочка вздрогнула и выпрямилась. Медленно повернулась и посмотрела на меня широко открытыми глазами. Страха в них не было.

— Что тебе нужно?

— Я хотела поговорить.

— Стой! — девушка повелительно подняла ладонь, и мои ноги неожиданно замерли не в силах сделать ни шагу. — Говори.

Я попробовала пошевелить конечностями. Безрезультатно.

— Эй, ты что сделала?!

— Это мой мир, — тощие косички задорно подскочили вверх. — И командую здесь я. Когда разрешу — тогда и сдвинешься с места.

— Твой мир?! Твой мир рухнет меньше чем через два часа! Это последний день твоего мира, Настя! Ты знаешь об этом?

— Глупости! — девочка фыркнула. — Я здесь живу уже больше сорока лет.

— Живёшь? Это, по-твоему, жизнь? Каждый день переживать один и тот же день!

— Да! — косички снова взлетели вверх. — И каждый день побеждать своих врагов!

— Послушай, — я снова хотела шагнуть, но ноги не слушались меня. — Может ты и права. Но твоё время здесь закончилось. Последний пожар тебе не пережить. Никому не пережить. И если ты вернёшься…

Настя взвизгнула, прерывая мои слова.

— Вернусь?! Куда? Я здесь живу, родилась и… здесь и помру!

— Нет, — (проклятая скованность не позволяла мне даже пальцем шевельнуть!) — Тебе не нужно помирать. Ты можешь вернуться в реальный мир. Я видела тебя… там. В настоящей жизни. У тебя есть друзья. Есть дела. Важные дела. Это правда. А этот мир… он заканчивается. И если ты погибнешь здесь, то там, та, другая… я не знаю, что будет с ней.

— Какая другая? — ревниво спросила Настя. — Она разбогатела? Удачно вышла замуж? Что она вообще такое?

Я заколебалась. Потом посмотрела в ясные серые глаза Насти и решила не врать.

— Нет. Она старая уже. Бабка Настасья, ночной оборотень. И не богатая вовсе. Но ты ей нужна. Ведь… ты её тень?

Последний вопрос я задала очень осторожно. Как знать, что чувствуют наши тени? Как относятся к нашим успехам и неудачам? Кого считают главным в симбиозе с человеком?

Настя молчала. Косички прилежно лежали вдоль головы, не выказывая желания подскочить вверх.

— Она сама так хотела, — наконец произнесла девочка. — Мечтала наслаждаться видом их гибели каждый день. Сама бы она не смогла, но… ей одна женщина помогла. Сильная женщина. Это она создала нашу реальность. Здесь… все лишь тени. Настоящие люди померли давно.

— Тени?

Настя неохотно передёрнула плечами.

— Ну, кроме тебя. И Валентины. И Николая. Эти здесь после появились.

— А ты?

— Я? Я средь них хозяйка. Пока я здесь, этот мир существует.

Настя сказала это с таким убеждением, что я на секунду усомнилась, да полно? Так ли уж близок наш конец? А ещё я подумала: кто же создал эту реальность? Выходит девочка Настя здесь только кукла. Кукла, вынужденная изо дня в день выслушивать бредовые замыслы Катерины, терпеть боль и жить, прячась от всех не имея семьи, друзей, знать лишь одну цель: поджигать проклятый дом, слушая крики заживо горевших людей.

«…Сама бы она не смогла, но… ей одна женщина помогла. Сильная женщина».

Нет, Настя, это не твой мир. Не ты его создала и не твоя настоящая хозяйка старая бабка Настасья. Кажется, я знаю, кто эта сильная женщина.

Пространство снова послушно изогнулось, и знакомые сосны зашумели над моей головой влажными от дождя ветвями.

Валентина и Август смирно сидели под их кронами и едва шевельнулись, увидев меня.

— Двадцать девять минут, — тихо шепнула Валентина. — Осталось всего двадцать девять минут.

Я не очень-то знала что делать. И не была уверена, что права, но времени оставалось так мало…

— Вениамин говорил, люди создают ситуации, пользуясь силой своего сознания.

Валентина не слушала меня. Она отвернула голову и наблюдала, как юная девочка Настя деловито и обильно плещет керосином в открытые окна генеральского дома. Я взяла ладони Валентины в свои руки, стараясь привлечь её внимание.

— Но, эти же люди разрушают ситуации, когда сознание меняется. Этот дом… это наказание. Оно родилось от ненависти. Ревности. Может и от любви тоже. Я не знаю, что во мне осталось от той… ну, ты знаешь. И я ли это вовсе или я не она… словом, если я хоть немного та самая… сильная женщина, то во мне нет к тебе ненависти. Нет ревности…

Руки Валентины потеплели. Она слегка сжала мои пальцы, и я закрыла глаза — не хочу видеть, как языки пламени с жадностью пожирают дом.

«…Нет ненависти… нет ревности».

Я скорее увидела, чем почувствовала, как ко мне медленно, словно огромные чёрные змеи собираются мои тени. Не нашли выхода бедолаги и теперь легли у моих ног, как виноватые псы.