Татьяна Любушкина - Абуджайская шаль

— Ах, душа моя, да всё как-то мне беспокойно! Сердце мается и в груди как-то все болит, болит, а то уж, словно раз… и оборвётся! Так я вся и обмираю и страшно мне, друг мой, страшно-то как! И тут же и корю себя — глупости, глупости! То-то хорошо будет Катеньке на природе, уж детки-то порезвятся, да и воздух там верно, хорош… Да хорош ли там воздух?

Невысокого роста расторопная дама в почтенных летах тревожно взглянула из-под спущенных на нос очков на своего собеседника — представительного немолодого господина с пышными седыми усами и роскошными бакенбардами, на морщинистом, обрюзгшем лице. В отличие от дамы, проявляющей такое нервозное беспокойство, он был совершенно невозмутим и едва прислушивался к её бесконечным вопросам, попыхивая длинной изящной трубочкой с перламутровой инкрустацией.

— И воздух хорош и природа на диво… полноте вам, Дарья Платоновна так-то переживать, поживёте, осмотритесь… — невозмутимый господин не торопясь, выбил содержимое трубки на низкое блюдечко из потемневшего серебра, аккуратно приминая прокуренным жёлтым пальцем дымящиеся угольки, — чай, не в Америку едем, ну не понравится, так что за беда?! Вернуться-то всегда можно!

Дарья Платоновна в ответ на его замечания только горестно качала головой, тяжело вздыхая и растерянно оглядываясь вокруг. Её нарядная, ухоженная гостиная, надёжный семейный приют во всякие времена, сегодня выглядела разорённой, пустой и сиротливой. Мебель, обряженная в чехлы, голые окна со снятыми портьерами, суетливо бегающие взад и вперёд слуги, всё говорило о скором неизбежном переезде и ввергало бедную Дарью Платоновну в страшную тоску. Не находя в себе сил принимать участие во всеобщей суматохе, она бездумно перебирала руками шёлковые нити незаконченной вышивки, словно цепляясь за единственно привычное занятие.

— Бабушка! Бабушка!!!

Краснощёкие малыши, любимые внуки-баловни, Настенька и Володя семи и шести лет подбежали к ней с двух сторон громко переговариваясь, и возбуждённо перебивая друг друга. Девочка тотчас взобралась на колени Дарьи Платоновны, бесцеремонно сталкивая на пол деревянные пяльцы и горячо шепча ей в самое ухо.

— Бабушка, миленькая! Прикажи мисс Флинт, чтобы она разрешила нам взять в поездку нашу Китти!

— Она нам запрещает, бабушка! А Китти не хочет оставаться одна! Кто же с ней будет играть?! — поддержал сестру Володя, крепко сжимая в руках красноглазую белоснежную крысу, — посмотри, какая она грустная, бабушка! Она же понимает, что мы оставляем её!

В подтверждение своих слов он поднёс зверька к самому лицу Дарьи Платоновны, чем едва не вызвал дурноту у несчастной дамы, стойко не переносившей наглого грызуна.

— Ах, Володя, уволь меня от созерцания своего любимца! — раздражённая, она ссадила Настеньку со своих колен, поднимая брошенные пяльцы, — а вы, маленькая дама, извольте вести себя прилично! Ну что это такое, налетела, всё покидала на пол! Что за манеры?! Уж если я что и прикажу мисс Флинт, так это внимательнее следить за вашим воспитанием!

Маленький Володя прижал к своей груди усатую Китти так, что она пискнула и попыталась укусить мальчика за палец.

— Бабушка! — на глазах мальчика показались слёзы, — но она же умрёт от тоски!

Настенька умоляюще сложила руки, просительно заглядывая в глаза рассерженной бабушки, тоже готовясь в любую минуту расплакаться.

Сердце Дарьи Платоновны в одну секунду смягчилось при виде печальных детских личиков.

— Ну, будет, будет плакать! Разве оставим мы такое сокровище, не ровен час, пропадёт, я первая не переживу! Ступайте, да не плачьте более, обещаю поговорить с мисс Флинт…

Погладив мальчика по пухлой щеке и рассеянно поцеловав Настеньку в пушистую кудрявую макушку, она отослала детей прочь и вновь погрузилась в свои тревожные мысли.

Размеренная, покойная жизнь навсегда осталась в прошлом для Дарьи Платоновны с того самого дня, как её супруг, действительный статский советник Дмитрий Степанович Перегудов, объявил о своём решении выйти в отставку и поселиться всей семьей в родовом имении, полученным в наследство от старой тётки Софьи Михайловны Перегудовой.

Нельзя сказать, что таковое решение явилось для Дарьи Платоновны вовсе неожиданным. Лет Дмитрию Степановичу было немало, службу нести становилось всё труднее, да и дети, кроме младшего Николеньки в жизни, слава богу, определились, так что о неизбежной отставке в семье поговаривали давно.