Слева от него стояла статуя Божьей Матери с Младенцем. Выполнена из бежевого камня и кажется живой. При приближении Йоргена статуя начала расти, черты лица её, доселе нейтральные, приобрели сходство с лицом Эстелиель. Один гневный взгляд, и вот уже снова на него кротко взирает Дева Мария. Ребёнок, прижимавшийся лицом к её груди, развернулся в желании взглянуть на единственного прихожанина.
Йорген застыл. У маленького Иисуса не было лица…
Шелест голоса аббата оборвался, эхом унёсся ввысь. Затем чётко прозвучало:
— Что ты видишь? Какой для тебя Иисус?
Йорген не мог найти силы ответить или хотя бы отвести взгляд от статуи. Он узнал голос священника. Это был Вильхельм… С нарастающим ужасом он наблюдал, как невидимые шипы впиваются в затылок, шею, спину аббата, становятся заметными под струями крови цвета густого вина.
— Да, я убил тебя, брат, я не рассчитал удара, я забыл о шипах, я думал только о греховном насилии над Тель… Да, я грешен, я грешен…
Он рухнул на колени в лужу липко чмокнувшей крови.
Этот звук стал последней каплей.
* * *
Первый Властитель, чьё имя Йорген Норберт, умер во сне от кровоизлияния в мозг.
Спавшего рядом Якоба выкинуло из сна, он задохнулся, но быстро взял себя в руки. Аккуратно вытянул из губ Йоргена амулет, вздохнул:
— Ты подвергся процедуре ареста и допроса. Вёл диалог со своей совестью, ибо Бог — это наша совесть, и Бог — лучший палач. Requiescat in pace.
Якоб отошёл к своей двери, картинно уронил кубки, которые грохнули об пол, расплескав остатки вина, и принялся звать на помощь.
Глава 40. Три клинка и голова Магистра
Алтай
Грим прерывисто дышал, приглаживал спутанные волосы, в которых застряли щепки и сосновые иголки. Узкие вертикальные щёлки зрачков горели адреналином.
— Жить будет? — нотка презрения, нотка равнодушия, нотка радости.
— Если лечить. Но в замке. До замка — стазис… — ответила Тель.
— Поставим вопрос по-другому, — не унимался Грим. — Ты будешь его лечить?
— Конечно! — взорвалась девушка.
Колдун рыкнул, округлил зрачки, открыл дверцы машины. Усилием воли посадил Сайласа и Лорешинада на заднее сиденье. Запихнул растерянного Пашку вместе с клинками эльфа на переднее. Попытался вытащить стрелу из лобового стекла. Оно тут же начало рассыпаться дальше. Колдун оставил попытки, сжёг стрелу, сдул пепел и уселся на насквозь мокрое сиденье. Принялся заводить машину.
Первые три попытки не принесли результата. Грим матерился, белый Пашка пребывал в предобморочном состоянии, Тель было вовсе не до них.
Грим рыкнул на мальчишку, тот мигом подобрал ноги. Колдун сунулся под коврик, нашарил там тряпицу, вытянул её вместе с ржавой монеткой и комком чего-то бесформенного на резиновом колечке. Поморщился, отцепляя всё это. Вылез, ушёл рыться под капотом, вернулся без тряпки, но с пучком из пяти проводов.
— Слышь, капельница с ушами, как ты насчёт водной стихии? Просуши, — Грим сунул Тель провода.
— Что это? — изумилась серая.
— Отсырели высоковольтники, надо конденсат испарить…
Тель беспомощно открыла и, не сказав ни слова, закрыла рот. От проводов пошёл лёгкий пар…
— Вот умница! Если ещё свечи с трамблёром просушишь — будешь вообще золото! Возьму тебя в главные сушители «ласточки»! Гордись.
Девушка промолчала и вернула сухие провода. Грим осклабился и удалился с ними под капот.
Внезапно Пашка выдал:
— Хочешь, я сейчас заведу машину, и его жахнет током? Больше семидесяти ампер — его испепелит!
Он развернулся и взглянул на девушку. Она сидела, закрыв глаза, лицо спокойно. Тихо произнесла:
— Не пускай к себе такие низкие мысли. Каждая жизнь дорога, — она положила ладонь на лоб эльфа, тот слегка пошевелился.
— Сколько же в вас пафоса!.. — съязвил отвернувшися Пашка.
Эстелиель легко улыбнулась. Парень хочет стать, как товарищи — воином. Но нет опыта, а есть страх. И сейчас он пытается победить его. Не рискнул бы он заводить машину, но сама эта фраза стала первым шагом к преодолению страха…
До нитки мокрый Грим ввалился в салон, завёл машину.
— На фига тебе сдалось тёмного лечить? Зов эльфийской крови?
Тель легко пожала плечами:
— Я не тёмная. Для меня каждая жизнь дорога.
— Ты ж светлая, ага, — от яда Грима плавился воздух.
— Я сказала «для меня», не все такие же. И разве он не защищал нас? Разве он не наш друг?
— Друг, конечно! Это благодаря его дружбе на наш замок прутся тёмные, игнорируя другие части света, притоны и бордели. Он перемигивался с этим новым магом, иссякни его стихия. Он разговаривал с этим «златоглавым» вожаком. Притащил какой-то меч, «светлая подарила», — говорит, чуть ли не в обнимку с ним спит!.. А я прикоснуться к нему не могу!
Читать дальше