Михаил Исаков - Ловушка для героя

— Обойдешься. Лучше пирожков возьмем.

— С котятами? — обиделся Сашка.

— Со свининой!!! С грибами!!! С луком!!! — занимался уличной рекламой разносчик.

Пирожки попались хоть и остывшие, но весьма аппетитные. Так они и шли, жуя местную пищу быстрого приготовления и отбиваясь от уличных менеджеров по продажам. Сашка бесконечно крутил головой, читая вывески и многочисленные настенные надписи, — утолял информационный голод. Как оказалось, особой смысловой разницы между заборным творчеством родного двора и дворами неизвестного мира не наблюдалось — те же трехбуквенные послания.

— Красота, — произнес парень, рассматривая дом, вывеска на котором значила, что там находится лавка гончара. Всем известное бранное слово блестело еще не просохшей белой краской.

— Думаешь, дура старая, я не знаю, что это твои оболтусы мне дом испоганили! — громко, во многом благодаря эху, кричали из дома напротив, где, судя по надписи, жили "засранцы" кожевники.

— Да я тебя…!!! — В доме гончара, который выслушивал арию своей жены, преспокойно сидя на пороге своей лавочки, взяли небывало высокую ноту. — Нечего было в праздничные булки тараканов подкладывать!

— Нечего их разводить в своем гадюшнике, тогда и подкладывать не будем! — Сашка и Ловец стали свидетелями урегулирования споров между добрыми соседями.

Проблемный вопрос санитарной чистоты получил адекватный ответ в виде камня, запущенного в окно дома кожевников. Естественно, окно разлетелось вдребезги и осыпалось осколками на головы прохожих, к несчастью оказавшихся на улице, по которой проходила граница между кварталами цеха гончаров и цеха кожевников. Последние на аргумент в виде камня никак не прореагировали, и конфликт опять перешел в стадию позиционных боев.

Гончар отделился от своего стула, взял тряпку и с отрешенным видом начал возить тряпкой по стене, размазывая белую краску и копоть в огромное грязное пятно.

— Скажите, мастер, как нам пройти к станции дилижансов? — спросил Ловец.

Ремесленник даже не повернулся, кивок его лысеющей головы указал в сторону центра.

— Да… Дружелюбный городок, — восхитился студент.

— Не хуже и не лучше других. Срединные уезды все такие, зато какие они спокойные.

Открытое пространство, на которое привела их улица, при желании можно было бы назвать площадью ратуши. Скорее всего, горожане так это место и называли. Она также являлась и рыночной площадью, о чем можно было судить по каменным торговым рядам, создававшим вместе с губернаторским дворцом правильный прямоугольник. А исходя из того, что на ней происходило в настоящий момент, площадь можно было бы считать лобным местом.

При большом стечении народа на огромном кострище поджаривали человека. Слабый душок горелого мяса уносило ветром, хотя, как определил Ловец, жизнь еще упрямо цеплялось за израненное тело приговоренного. Толпа на мучения человека уже не обращала внимания и потихоньку начала расходиться, преисполненная воодушевлением и впечатлениями от изысканного зрелища.

— За что наказывают? — спросил Сашка.

— Колдун, — ответил за Ловца стоящий неподалеку стражник, услышавший вопрос. — В обход постановлений Гильдии лекарей и травников губил горожан.

— И кто же его поймал на столь недостойном деле? — продолжал любопытствовать Саша, подстраиваясь в тон эпохи.

— Бургомистрова жена его поймала, — дыхнул перегаром защитник правопорядка. — Говорят, бедняга ублажал ее с полгода, а потом молодуху нашел, ну она его и… Мол, соблазнил ее телом своим и речами так, что разум потеряла.

— Ну, за это у нас так не наказывают. — Парень вспомнил, что, по рассказам иногородних друзей-студентов, в общагах иногда устраивают разбирательства по примерно таким же поводам. Двинут пару раз по мордасам и ладненько.

— Маг-то куда смотрел? — удивился Ловец.

— Хрен его знает. — Стражник был готов продолжать разговор с незнакомцами и даже повернулся к ним всей своей щупленькой фигурой, на которой, словно на вешалке, болталась чешуйчатая кольчуга. — Вы что же, гере, на Сейм приехали?

Гере рыцарь решил не удостаивать ответом простого городского стражника. На что тот, естественно, не обиделся. За время проведения дворянского собрания он уже привык, что на него мало обращают внимания, спасибо, что не плюют.

Осужденный колдун скончался тихо, в беспамятстве.

Ловец заметил, как его аура превратилась в безжизненную серую пустоту, а рядом колыхнулось желто-красное пятно интереса. Кажется, палачу нравилась его работа. Любил он наблюдать за тем, как корчились от боли лица людей, которых его помощники пороли у позорного столба. Он получал удовольствие также от того, как плакали дети наказуемых родителей. А уж от зрелища сжигаемых на костре ведьм и колдунов он был в полнейшем восторге.