Робин Маккинли - Красавица

Мы порядочно удалились от моря, воздух здесь пах совсем по-другому. Вокруг вздымались холмы, ничем не напоминая прорезанную множеством рек равнину, на которой мы жили раньше. Распрощавшись с попутчиками на рассвете, уже к полудню мы въехали на главную (и единственную) улицу Синей Горы. Местные ребятишки загодя возвестили криками о нашем приближении, и пахари на маленьких ухоженных лоскутках полей, отрываясь от работы, провожали нас взглядами, заслонившись рукой от солнца. На полях зеленели пшеница, кукуруза, овес и ячмень, кое-где паслись коровы и овцы, попадались свиньи и козы. Плуги тянули крепкие косматые лошадки. Большинство пахарей тут же возвращались к работе – новоселы подождут, а день ждать не станет, – но в городе нам, оказывается, собрался устраивать смотрины добрый десяток людей.

Жер, словно чародей, добыл откуда-то тетушку с шестью детьми, хозяйку крохотного постоялого двора – это она, прослышав, что Жер собирается вернуться в родные края с невестой, написала ему о пустующем доме с кузницей. От тетушкиной улыбки нам, неприкаянным путникам, сразу стало теплее и подумалось даже, что, может, не такие мы неприкаянные и обездоленные. Тетушка познакомила нас с остальными собравшимися – кто-то из них узнал в Жервене (или притворился, что узнал) парня из деревни, что за холмом, лет десять назад подавшегося в большой город на юге.

И в родном селении Жера, Гусиной Посадке (обязанном своим названием отличной зимней охоте), и в нашем новом приюте, Синей Горе, границу городка никак не обозначали. Главная улица растворялась в полях и лесах, лежавших между двумя постоялыми дворами на въездах, «Пляшущей кошкой» в Гусиной Посадке и «Красным грифоном», где хозяйничала тетушка Жера.

Звали тетушку Мелинда Хониборн, и уже четвертый год она вдовствовала, оставшись после смерти супруга единоличной владелицей «Грифона». Велев двум старшим детям, смущенно переминавшимся у ворот, присматривать за хозяйством и за младшими, она взобралась в повозку и отправилась вместе с нами «глянуть на новый дом». Я подхватила двух девочек поменьше и усадила перед собой на спине Доброхота.

Дом примостился на отшибе, отрезанный от селения глухими задними стенами окраинных построек, полоской невырубленных деревьев да покатым изгибом холма. К востоку от городка по обе стороны главной дороги раскинулось лоскутное одеяло пашен и рощ, прорезанных ручьями. За большим лесистым холмом на юго-западе скрывалась, обнимая пашнями подножие холма и цепляясь за его подол, почти невидимая отсюда Гусиная Посадка. До ближайшего города – Светлодола – напрямик, через густой лес к северо-западу от Синей Горы, было дня три пути, но в лес никто не совался, а в объезд выходило не меньше недели. Как раз спиной к этому лесу и стоял наш новый дом.

– На самом деле глядеть мне на него нужды нет, я уж нагляделась. Я ведь не знала, когда вы точно прибудете, поэтому наведывалась раз-другой на неделе, по мере сил, или посылала кого-нибудь из старших проветрить комнаты. В запертом доме уже к утру дух делается нежилой, а разве это дело – так встречать хозяев? – охотно рассказывала Мелинда, устроившись в повозке рядом с Грейс. – Там чисто, на первое время сойдет, а потом вы сами все выскоблите. Как-никак он два года простоял заколоченным, пылища лежала что твой ковер, но мы с Молли – это моя старшая – засучили рукава и навели чистоту три месяца назад, когда узнали, что вы наверняка едете. Переезд – та еще морока, хотелось хоть чуточку вам пособить. А если что, милости просим в «Грифон», заглядывайте, пока обустраиваетесь, не стесняйтесь. Мне гости только в радость.

Грейс принялась благодарить тетушку за хлопоты, но та отмахнулась добродушно.

– И не думайте, что вы нам чем-то обязаны теперь, уж поверьте – я с Жервена свое получу, когда кузня заработает. Какое счастье, что у нас снова будет кузнец! В Посадку-то каждый раз не наездишься, да и Хенни тамошний, по правде сказать, не ахти какой умелец. Ты, Жервен, не совсем в городе сноровку растерял?

– Нет, что вы! Самому дьяволу спуску не дам.

Мелинда рассмеялась, однако Жер успел заметить, как поморщился отец, когда тетушка с пренебрежением отозвалась о городе.

Двух малышек, которых я подхватила в седло, звали Дафна и Рейчел. Старшая, Дафна, на расспросы отвечала после некоторого раздумья, прикидывая сперва намерения собеседника. Младшая упорно молчала, вцепившись обеими ручонками в гриву Доброхота. Сестричкам определенно нравилось смотреть вокруг с такой верхотуры, они совсем не боялись, только я им докучала своими разговорами.