Робин Маккинли - Красавица

– Похоже, эта тетушка тебя на чердаке запирает. Ты вообще ничего не видела! – досадовала Молли.

– Понимаешь, я в основном сижу за книгами, – оправдалась я.

Молли недоверчиво покачала головой, но тут отец с Жервеном пригласили выпить чаю гостей, пришедших к ним за советом. Лишь после ужина, когда вымыли посуду и зажгли свечи, у нас с родными нашлось время спокойно сесть и поговорить без посторонних. Весь день, с того момента как ушел священник, у меня перед глазами стоял Робби – узкое лицо, озаренное беззаботной улыбкой. Таким я помнила его до отплытия, когда он только готовился уйти в море, чтобы заработать состояние и стать достойным руки Грейс.

Мы расселись вокруг камина с разной мелкой починкой, как встарь, до судьбоносного отцовского путешествия. Я взялась латать упряжь – вопреки горячим протестам родных, не желавших загружать гостью работой. Приятно было снова заняться уютным домашним делом, хотя руки уже успели отвыкнуть и пальцы двигались не так проворно, как раньше.

«Все как прежде, все по-старому», – успокаивала я себя, глядя на привычную обстановку.

Хотелось проникнуться уютом и покоем, чтобы забрать их побольше с собой.

Хоуп довела до конца шов на платье, оторвала меня от починки упряжи и, поставив вместо портновского манекена, принялась закалывать на мне зеленый хлопковый отрез.

– Ну зачем я тебе сдалась? – увещевала я, неуклюже задирая руки, пока Хоуп драпировала ткань по корсажу. – У меня и формы совсем не те.

Хоуп осторожно улыбнулась с полным ртом булавок.

– Еще как те. Всего-то и надо будет подол подшить. Там что, на весь твой громадный замок ни одного зеркала? Неужели ты сама ничего не замечаешь?

– Она еще девчонкой ничего вокруг не замечала, кроме книг и лошадей, – качнула золотистой головой Грейс, склоняясь над рубашкой, которую шила для Ричарда.

– Некрасивой девчонкой, – напомнила я.

– Опять за старое? И не крутись, глупышка, я ведь быстрее закончу, если ты постоишь смирно.

– Булавки колются.

– Стой спокойно, не будут колоться, – невозмутимо проговорила Хоуп. – И все-таки неужели ты не замечала, что вырастаешь из старых платьев и нужны новые?

– Нет. О гардеробе заботятся Лидия и Бесси, и как-то платья всегда сами собой оказываются впору.

– Ух ты! Жаль, одежда близнецов так не умеет.

– Угу, – промычала Грейс, откусывая нитку.

– Сама в себе не замечала никаких изменений… Не поверю! – заявила Хоуп, становясь на колени, чтобы подколоть подол юбки.

– Я посмотрела на седло Доброхота, когда приехала, – припомнила я в угоду сестре. – Ремни в стременах заменили на новые сразу же по прибытии в замок, и сейчас они отпущены на три дырки длиннее, чем тогда. Хотя я сама вроде пряжки не перестегивала.

– Что я говорила? – кивнула Грейс, начиная новый шов. – Кому еще, кроме нашей Красавицы, придет в голову измерять рост по длине стремян?

Все рассмеялись.

– Ох, боже, – ахнула Хоуп. – Потеряла булавку! Завтра ее найдет пятка Ричарда. Все, страдалица, можешь снимать.

– Как? – жалобно протянула я.

Освободившись с помощью Хоуп от платья, я уселась на каменную приступку камина, у ног Грейс, где стояла моя кружка с сидром. Как же не хотелось нарушать уютную тишину…

– Я… Я приехала – именно сейчас – не только чтобы повидаться.

Все оторвались от работы и посмотрели на меня. Тишина пошла трещинами. Я уткнулась взглядом в кружку:

– Никак не решалась вам сказать, откладывала, откладывала… Это касается Грейс.

Старшая сестра опустила недошитую рубашонку и, сложив руки на коленях, посмотрела на меня. Во взгляде мелькнула тревога.

– Что такое?

Не представляя, как подготовить почву, я выпалила на одном дыхании:

– Робби вернулся домой. Пришвартовался в городском доке утром, в день моего приезда сюда. Я прискакала сообщить тебе, чтобы ты не выходила за мистера Лори, пока не увидишь Робби.

Услышав имя Робби, Грейс ахнула и всплеснула руками, которые я поспешила взять в свои.

– Робби? Правда? Поверить не могу… Я так долго ждала… Красавица, это правда?

Я кивнула, глядя ей в глаза. Они медленно закатились, и Грейс без чувств рухнула мне на колени. Я бережно подняла ее и усадила на стуле. Остальные, всполошившись, сорвались с мест. Отец подсунул под голову Грейс подушку, а Хоуп принесла из кухни склянку с чем-то удушливо-едким.

Грейс шевельнулась и подняла голову, глядя на хлопочущих вокруг нее родных.

– Горе, если это окажется неправдой, – молвил отец сурово.