— Почему не разрешила забрать из палаты?
— Потому что взрослая, — уставляется в пол, рассматривая пёстрые туфли-лодочки. — Мне неудобно, что вы всё время сидите в палате. Я жива! Хватит на меня так смотреть.
Поднимает глаза и снова морщится — мать вновь ревёт. Только натянуто, что ли… Как неумелая актриса, исполняющая роль и выдавливающая из себя слёзы. Отец нежно её обнимает и легко касается губами лба:
— Ч-ш-ш, милая. У неё возраст — взрослая, — успокаивает ласково. — Себя вспомни, — ненавязчиво кивает на машину: — Пошли, Катюнь. Твои вещи уже в багажнике. Домой! Врачи сказали, что на улице нужно бывать часто, но недолго.
За что люблю папу, всегда трезво мыслит, чувства не напоказ. Если сказал: «Сделаю», кровь из носу — сделает! Единственное, почти всегда на работе — лаборатория, пробирки, исследования. Может месяцами над опытами корпеть. Вот тогда скучно и одиноко, а дома — хоть удавиться. Мама всё накипевшее, ясное дело, выливает на того, кто под рукой. Достаётся часто. Нет, не бьёт, но… Она, конечно, тоже хорошая, но когда не в духе, рядом лучше не находиться. Себе дороже станет — обрушит всё недовольство, осудит: и это не так, и это не то. Не так одеваешься, не так смотришь. Куда идёшь? С кем идёшь? Зачем умерла? Замечательный вопрос, даже папа обомлел. Так посмотрел на мать… Хотелось нагрубить: «Ой, так в школу не хотелось! Дай, думаю, для разнообразия умру!» Видимо, поэтому папа и пропадает в лаборатории. Чтобы глупости от мамы не слышать. Вроде любит её, но… отдых нужен.
Не глядя по сторонам, Катя идёт за родителями. Садится в авто и уставляется перед собой. Странно всё, чужое, пугающее. Будто уснула в одном мире — проснулась в другом: раздражительном и назойливом.
— Кать, всё нормально?
Выходцева встречается с обеспокоенным взглядом отца в зеркале заднего вида. Папа управляет машиной, ловко крутя «баранку» и юркая в освободившиеся участки забитой трассы.
— Да, пап… Всё путём! — Катя складывает руки на груди и откидывается на спинку сидения. Мать рядом. Лучше не смотреть — ещё разревётся, а это раздражает, и так голова с самого утра раскалывается, точно звонари на колокольне соревнования устраивают. Врачам не сказала, тогда бы не выпустили: вновь бесчисленные анализы, датчики, уколы. И без того консилиумы собирали — совсем замучили вопросами, тестами. Как, да что случилось? Упала и умерла! Если бы знала, сама диссертацию написала.
Катя смотрит в окно. Всё мельтешит, расплывается, словно глядишь через мокрое стекла. Как на картинках экспрессионистов яркие сливающиеся краски вывесок магазинов, кафешек, салонов, бутиков. Звуки и шумы то обостряются, то умолкают, будто кнопку «громко» включают и выключают. Запахи уплотняются, пугая тошнотворностью. Катя зажмуривается, прислушиваясь к новым, доселе не испытываемым ощущениям.
— Солнышко… — далёкий протяжный голос вырывает из прострации. Мать выглядит удивленной. — Ты уверена, что всё нормально?
— Да, — хрипло отзывается Катя и прокашливается: — А что?
— Ты… — мать брезгливо кривит нос и бросает умоляющий взгляд на отца, — принюхиваешься.
Выходцева смущенно прикусывает губу. Вот бли-и-ин!.. Да что происходит? Почему голова разрывается на части? Мир пугает!
— А от тебя опять выпивкой несёт, — недовольно буркает, заёрзав на месте. Мать медленно, глубоко втягивает воздух и замирает. Даже глядеть не надо, такая реакция известна — опешила, лицо раскраснелось, будто пощечин получала. Шумно выдыхает и отодвигается к противоположному окну.
Катя стыдливо отворачивается. Вот же дура! Зачем мать обидела? Она волнуется, переживает. Ну, подумаешь, опять выпила. Это их с папой дела…
Хм, мама сказала: «принюхивалась?» Может, всё же стоило врачам показаться?..
Протяжный визг тормозов отвлекает от мыслей. Катя испуганно всматривается в окно. Что за звуки?..
На самом дальнем перекрестке машина виляет в сторону, уходя от столкновения с бабулькой, переходящей дорогу. Тормозит так резко, будто натыкается на невидимую стену. Дверца распахивается, выглядывает грузный темноволосый мужик. На лице ярость, глаза дико вращаются, рот открывается. Летит приглушенный, едва различимый гвалт возмущенных голосов: мужской — плюющий ругательства, маты; и старческий — едко бубнящий. Разве можно слышать на таком удалении? Ничего себе! Катя мотает головой — мимо с нарастающим рокотом пролетает авто, словно реактивный самолёт, звуком разрывающий перепонки. Выходцева зажимает уши и зажмуривается. Больно-то как!..
Читать дальше