Александр Ройко
Связь времён
Часть 1. Из окопа в окоп
Любящим сердцам и душам посвящается
Окопы, окопы – заблудишься тут!
От старой Европы остался лоскут.
Анна Ахматова
Осень 1915-го года мало чем отличалась от своих предыдущих подруг: один день солнце, два дня дождь, три дня пасмурно, потом снова солнце, а далее опять-таки дождь. Однако в последнее время, как всем казалось, дожди, хотя и кратковременные, явно преобладали, и основательно надоели. Конечно, в городе на эти капризы природы мало кто обращал внимание, но здесь они очень хорошо чувствовались – выбрать сухое, без заметной грязи место было не так-то просто. Но шедший по траншее штабс-капитан именно это пытался делать. Не хотелось ему основательно испачкать свои начищенные до блеска новые сапоги. А новыми были не только они, но и всё его обмундирование. Да и сам офицер, довольно моложавый, смотрелся как на картинке: вероятно, новый мундир (известный как френч или китель ) его владелец надел всего лишь несколько дней назад, и был тот хорошо подогнан по его спортивной фигуре. Правда, это была не походно-парадная форма – война заставила генералов и офицеров отказаться от парадной формы одежды и перейти на кители и гимнастерки с полевыми погонами, защитного цвета фуражки и солдатские шинели. Вот и у штабс-капитана погоны были мягкие, плотно пришитые к мундиру. Штаны, обычно именуемые шароварами (а позже – галифе) – плотно заправлены в стандартного типа сапоги: с более высокой передней частью. Стандартной была и его полевая фуражка: высокий околыш и низкая тулья, маленький козырёк, пришитый чуть ли не вертикально. На фуражке красовалась общевойсковая кокарда (именуемая в народе «мишенью»): металлический, с рифлёной окантовкой трёхцветный (с набором белого, желтого и чёрного цвета) овал, – на парадной форме эти цвета были бы серебряным, золотым и чёрным. Белый галун на рукаве кителя (френча) указывал на принадлежность офицера к пехотному роду войск. Через левое плечо штабс-капитана за спину был перекинут вещевой мешок, который он слегка придерживал рукой.
Попадавшиеся на пути штабс-капитана нижние чины отдавали ему честь, смотря на этого красавчика с нескрываемым удивлением – в тяжёлых условиях войны давно не видели такого щёголя. Но офицер не был щёголем, просто он шёл представляться по новому для него месту службы командиру полка, а потому хотел выглядеть должным образом: так ему и подобным внушали ещё в юнкерском училище – ни в коем случае не марать честь офицера великой русской армии. В данном случае словосочетание не марать слишком уж косвенно относилось к чести, только разве что к обмундированию, но он просто не привык выглядеть в чужих глазах замарахой, будь это даже военная, фронтовая обстановка. Поэтому офицер, с отличной выправкой, в полный рост, не наклоняясь, шёл по стрелковой траншее – этому способствовал отрытый в полный профиль ход, практически в два метра, чтобы даже высокорослым бойцам не очень доводилось гнуться под выстрелами неприятеля. В большинстве своём стенки окопа были неплохо укреплены (досками, хворостом или мешками с песком), а сама траншея довольно широка, поэтому опасаться за состояние мундира не приходилось. А вот сапоги… После дождей в глинистом ходе, кое-где с уложенными досками, было местами грязно и скользко. А штабс-капитан очень уж не любил грязной обуви. Конечно, во время боёв, и уж особенно при наступательных операциях ему, как и всем, было не до такой щепетильности. В таких случаях не только сапогам нужно было придавать прежний вид, но и всё обмундирование часто доводилось и стирать, и штопать, а нередко и просто менять. Сейчас же, как он понимал, никаких военных действий не происходило, наступило временное затишье, а потому можно и нужно было выглядеть нормально, особенно при первой встрече со своим будущим высшим начальством.
И вот он был уже у своей намеченной цели – впереди виднелся, указанный по пути солдатами, блиндаж командира полка. Он был перекрыт брёвнами в три наката, стянутых проволокой, чтобы их не могли разрушить мины или среднего калибра снаряды. Офицер подошёл к блиндажу, вяло козырнул в ответ на приветствие вытянувшего в струнку солдата, постучал в неотёсанную дверь, приоткрыл её и, слегка пригнувшись (чтобы не задеть фуражкой за косяк), вошёл вовнутрь. В углу блиндажа за небольшим столиком сидел унтер-офицер (возможно, ординарец, но скорее всего, просто порученец) и при свете гильзовой коптилки просматривал какие-то бумаги. При виде вошедшего он неторопливо поднялся и лениво поприветствовал штабс-капитана:
Читать дальше