Андрэ Нортон - Колдовской мир - 3 - Полет мести

Наемники скоро поняли это и приняли неизбежность бойни. Они испытывали уважение и сочувствие к противнику и дарили им быстрое и почетное избавление от жизни.

Уна из Морской Крепости опустила голову и отвернулась от зрелища внизу. Несмотря на ненависть к убийствам и глубокую физическую и духовную усталость, она была полна удивлением. Все кончено, они победили. Они преодолели невозможное, и выжили — большинство.

Прошедшие недели показались ей нереальными. Словно это колдовской кошмар.

Но сознание возразило: это была не иллюзия. Уна знала, что и сама она изменилась. Теперь она стала тем, кем не думала и не хотела стать: опытным воином с таким количеством крови на мече, что не могла бы сосчитать, сколько жизней отняла.

Женщина из долины вспомнила своего первого убитого — тот день, после которого, казалось, прошла целая вечность, когда она впервые встретилась с фальконером Тарлахом. Немного погодя после этого наемник объяснил ей, что после первого раза убивать становится легче, но нужно остерегаться людей, которым убийство приносит наслаждение. Она содрогнулась в глубине сердца: до какой развращенности нужно дойти, чтобы находить удовольствие в этом ужасе.

Тарлах не такой. Она чувствовала его отвращение к тому, что он вынужден был наблюдать, его желание уйти отсюда, хотя звание и положение не позволяли ему покинуть поле боя, прежде чем битва не закончится и последний султанит не падет мертвым.

Не могла уйти и она. Да она и не оставила бы его. Он нуждается в ней, в том слабом утешении, которое дает ее присутствие.

Уна посмотрела на человека, который стал всей ее жизнью. Испытание тяжело отразилось на нем. Насколько глубоко, она боялась даже подумать. И задрожала, думая о том, что еще его ждет, на этот раз от собственного народа, от тех самых людей, которые спасли их всех.

Капитан снова посмотрел на огромный костер, который разжигали на берегу, и отвернулся, хотя с точки зрения его народа пламя — самое чистое и подходящее одеяние для воина.

Он уже давно распустил свой отряд, и большинство воинов спустились со стены. В этом месте оставались только они с Уной.

— Присмотришь здесь, леди? — попросил он. — Мне нужно поговорить с Варнелом.

Уна улыбнулась и кивнула.

— Не волнуйся слишком, Горный Сокол. Я приду к тебе, как только смогу, и вместе мы справимся со всем легко и быстро.

Тарлах уже некоторое время находился в своей комнате в Круглой башне и сидел за столом, погрузившись в невеселые мысли, когда резкий стук и открывшаяся дверь сообщили о появлении главнокомандующего Варнела.

Тарлах быстро встал и дружески коснулся рукояти меча, потом мужчины пожали друг другу руки — приветствие, которым пользуются фальконеры, когда поблизости нет посторонних.

Командующий слегка откинулся назад и несколько секунд внимательно разглядывал своего младшего товарища.

— Я никогда не видел тебя таким уставшим, Тарлах, — начал он наконец.

— Наверно, сказывается переутомление. Мне повезло, что я вообще жив. Нам всем повезло. Если бы вы не подошли…

— Ты знаешь, что я обязательно пришел бы.

— Да, но я не был уверен, что вы успеете вовремя.

Он опустил голову и посмотрел на усеянный бумагами стол. Для многих помощь пришла слишком поздно.

— Список потерь, — объяснил он, видя, что Варнел проследил за его взглядом. — Многие сказали бы, что у нас удивительно малые потери, но для меня…

— Это печальная участь офицера, — мягко сказал командующий, — копье в сердце. Кроме тех, кто настолько очерствел, что смерть товарищей не производит на них сильного впечатления. Для меня такие воины перестают быть людьми. Они представляют большую угрозу для отрядов, которыми командуют.

Варнел нарочно перевернул листок. Потом подошел к очагу, посмотрел какое-то время на пламя, подтянул два стула и опустился на один из них.

— Кто-то позаботился разжечь костер. Не будем невежливы и воспользуемся теплом.

Тарлах не присоединился к нему, и Варнел вздохнул.

— Садись, Горный Сокол. Я не люблю вытягивать шею, разговаривая с человеком.

Тарлах повиновался.

— Где ты услышал это имя?

— От твоего курьера и почти ото всех после нашего приезда. Твое положение здесь и в Рейвенфилде уникально, мой друг. Я хочу знать все, все подробности — с самого первого твоего появления здесь.

Сердце капитана дрогнуло, он почувствовал, как напряглись мышцы живота. Вот оно — мгновение, которое должно подкрепить его надежды или, возможно, обречь на неудачу.