Виктор Харп - Беглец

— А почему ты на ней не женился? Не хотел убивать и делать из нее эйнеру?

— Тогда я еще не был Гончаром. Мы обручились, но нас разлучили. А потом она умерла, так и не освободив меня от клятвы, а я стал Гончаром.

— Тогда ты обязан был жениться, чтобы призвать эйнеру. Разве не так?

— Нет. Для этого совсем не обязательно знать женщину и, тем более, жениться. Только в особых кругах некоторых сфер это необходимо. Например, в круге Жизни. Как видишь, — он слегка приподнял ее подбородок, и девушка томно закрыла глаза в ожидании поцелуя, но получила легкий щелчок по носу, — я и эту необходимость обошел. По заветам древних братьев, Гончары, за немногими исключениями, обязаны соблюдать целибат. Сейчас эти заветы почти никто и вспоминать не хочет. Но я не стал бы тем, кем стал, если бы оступился. Потому все твои попытки будут напрасны, девочка. Я люблю тебя, и всегда буду любить, но как дочь, не более.

Девушка вздохнула.

— Но я тебе не дочь. Ты не создавал эйнеру, чтобы создать меня. И я не хочу любить тебя, как дочь, — помолчав, она ревниво уточнила. — А ту женщину ты до сих пор любишь?

— Да. Она была и останется моей единственной. Дарэйлиной, если тебе так понятнее.

— Зачем тогда ты целовал Щепку, бессовестный?

— Чтобы она поверила в себя и согласилась на твою помощь.

Он не стал говорить, что обрек Ханну на смерть, собираясь сделать из нее эйнеру. Но не сам, нет. Сам Верховный должен остаться безгрешен. Он решил отдать ее князю Доранту. Старая княгиня Анита, как знал Сьент, совсем одряхлела, в отличие от своего супруга, регулярно получавшего подпитку от рабов его наставника Сьента. А после смерти княгини настанет удобный момент, чтобы окончательно втянуть в Сферикал упрямого бунтаря, не торопившегося перейти из неофитов в ряды посвященных Гончаров. Князь отговаривался тем, что, пока княгиня жива, он не может взять девушку для призыва эйнеры.

Признаться Мариэт в том, что ведет грязную игру, Сьент не хотел: в ее глазах он должен оставаться чистым. Во всяком случае, пока она сама не поймет, что политика не терпит чистоты. Невозможно построить дом и не испачкать рук.

Дарэйли почувствовала его неискренность, отодвинулась, буркнув:

— Идем, пожалуй. Я замерзла и хочу спать.

Но у полога, прикрывавшего вход в шатер, она развернулась и положила ладони ему на плечи, с мольбой заглядывая в глаза.

— Сьент, ты правда читаешь мою душу лучше, чем я сама. Мы с Ллуфом не сможем долго быть дарэйлинами. Но не потому, что ты напридумывал всякие глупости о наших сущностях, а потому, что я уже точно поняла: я больше люблю другого.

Он покачал головой:

— Милая моя, ты еще не встретила своего дарэйлина.

— Враки! — она упрямо топнула ножкой. — Скажи, а если я воскрешу ту женщину и попрошу ее освободить тебя от обета, ты сможешь полюбить… другую девушку?

Верховный снял ее ладошку с левого плеча, поцеловал тонкие пальчики.

— Знаешь, милая моя искусительница, иногда я начинаю сомневаться в том, что ты — светлая. К сожалению, ничего не получится. Я не знаю, где захоронен ее прах. И знать не хочу.

— Потому что эта клятва — единственное, что удерживает тебя от того, чтобы стать, как все, Равный из Равных? — сощурились глаза, ярко светившие даже сквозь вуаль. Если бы Сьент не привык за столько лет общения с дарэйли к их флюоресцирующим в темноте очам, такое зрелище по меньшей мере смутило бы его. Но он привык, как привыкают к кошкам.

— Плохо же ты обо мне думаешь, Мариэт.

— Я очень хорошо о тебе думаю, Сьент. Это ты думаешь о себе, как заживо погребенный мертвец, а я…

Он развернул ее и слегка шлепнул по тугой попке.

— Марш спать!

— А ты?

— Переночую в шатре иерарха сферы Огня. У него пусто, почти все дарэйли на задании.

— Нет! Вы с ним опять начнете планы строить, как поймать принца и спасти мир, а я буду переживать, что ты не выспишься, и утром снова придется тебя лечить от головной боли.

Решительно схватив Верховного за руку, Мариэт потащила его за полог, но ее рвению спасти хозяина от бессонницы (точнее, подвергнуть дальнейшей пытке — вдруг не выдержит!) помешал гонец от князя Доранта Энеарелли.

Содержание пакета, переданного гонцом, так расстроило Верховного, что он спал с лица.

— Что случилось? — затеребила его Мариэт.

— Князь вернул знак неофита, — в руках Сьента блеснула цепь с черным металлическим кругом без единого камня.

— И теперь он враг тебе?

— Еще нет. Он благороден и помнит, кто вытащил его из каземата и излечил от безумия, потому объявил нейтралитет.