Виктор Харп - Беглец

— Будь по-твоему, принц. Твои требования не чрезмерны, я дам тебе клятву.

— От имени всех Гончаров Подлунного мира? — уточнил я.

— Хорошо, — усмехнулся этот матерый убийца и лжец. — Но и ты поклянешься следовать за мной без сопротивления, не делать попытки к бегству и вернуть мой знак, как только мы достигнем ближайшей обители Эйне.

Он принес клятву, и заодно выяснилось его имя: Врон. Формулу клятвы я не знал, да и Ринхорт вряд ли, потому мне было все равно, что говорит желтокожий на языке жрецов Эйне, пусть хоть частушки речитативом рассказывает.

Я тоже поклялся. Иерарх снял с себя знак и бросил мне. Из девяти полусфер на круге четыре были темными, словно мертвыми. Ринхорт говорил, что иерархами становятся после создания девяти дарэйли. Значило ли это, что у слуги Эйне осталось всего пять живых рабов? И где они сейчас?

Должны быть поблизости, — понял я по яркому сиянию пяти камней. А вот этот тигровый камушек — особенно ярок. Я провел по нему пальцем. Полосатая тварь на тропе вскочила, с глухим рычанием обнажив клыки. Ага, не понравилось.

Ринхорт, злобно ворча сквозь зубы ругательства, обогнул раздраженную "киску" и исчез за поворотом. Груда железа последовала за ним, словно на поводке. Я остался один на один со служителем Эйне, гигантской хищной тварью и кучей неизвестных людей, таившихся по окрестным кустам.

Как только дарэйли скрылся (наверняка оттянув на себя часть лучников, не оставит же его Сферикал без наблюдения), иерарх Врон приказал:

— Проследи за ним, Граднир!

Чудище поднялось. Что ж, этого я и ждал. Надеюсь, мой торжествующий оскал получился достаточно зверским, когда я поинтересовался:

— Ты так быстро стал клятвопреступником, жрец Врон? Останови своего дарэйли.

Вскинув руку и щелчком пальцев заставив "киску" замереть, иерарх осклабился, тоже показав зубы:

— О недопустимости слежки за Ринхортом ничего не сказано в нашем договоре.

— Зато было требование оставить его в покое отныне и навсегда, а слежка — посягательство на тайну личной жизни.

— Я так не думаю, ваше высочество, но Сферикал устранит наши разногласия.

— Я сам устраню наши разногласия. Считаю, что ты нарушил договор, жрец, и он потерял силу.

Со стороны могло показаться, что произнести заклинание разрыва духовных уз легко и просто. Может, кому-то и легко. Но на этот раз все было по-другому, чем на кладбище, когда мне (или нам со стариком паттером?) удалось устранить жреца и освободить Ринхорта. Тогда получилось стихийно, на волне ярости.

Сейчас я должен был сохранять безразличие на лице, не пошевелившись, а после трех предыдущих безуспешных попыток не было уверенности, что из этого что-то выйдет. От меня потребовались все силы, которые я во время разговора концентрировал так, чтобы ни искры не вырвалось наружу, ни мысли не просочилось.

Подняв знак жреца над головой, я выкрикнул:

— Dhara Einne el'lenear, vuar'ra Aardenner!

На этот раз я знал, чувствовал: получится!

Глаза иерарха опасно сузились, но он не успел ничего предпринять. Жреческий диск раскалился в моих руках, вспыхнул и разлетелся брызгами. Получилось!

Врон яростно вскрикнул, прыгнул ко мне. Но между нами мелькнула полосатая молния, и наземь повалилось окровавленное тело иерарха с развороченной грудной клеткой и выпадающими кишками. Зверюга, рыча, продолжала терзать своего бывшего хозяина, ошметки плоти летели во все стороны. В лесу раздались дикие крики боли, визг и вой. Из кустов выметнулись еще три чудовища и накинулись на останки Врона.

Я закрыл лицо ладонями, опускаясь на бревна. Меня тошнило от слабости и вообще.

— Хватит, — давясь спазмами, глухо прошептал я. — Остановитесь, вы же не людоеды. Прекратите.

Полное ненависти рычание стихло.

Подняв глаза, я обнаружил четверых перепачканных кровью и все же потрясающе красивых дарэйли — двух мужчин и двух женщин, стоявших передо мной, угрюмо отводя взгляды. Друг на друга они тоже старались не смотреть. Один из мужчин показался мне знакомым.

— Где остальные дарэйли вашего жреца? — спросил я, вспомнив, что активными были пять из девяти камней на жреческом знаке.

Мне ответила невысокая девушка в серебристо-черном обтягивающем одеянии, сидевшем на ней, как вторая кожа, и не скрывавшем ни единого изгиба стройной фигуры. Черные волосы, заплетенные в множество косичек, спускались до ягодиц. Было в ней что-то змеиное — в скользящих движениях, в непроницаемом пристальном взгляде черных глаз без зрачков.