Виктор Харп - Беглец

Растоптав воющее, орущее тело в кровавую кашу, Ринхорт развернул коня, замахнулся клинком. Я не успел удивиться — зачем еще мечом-то по трупу? — как там, где растекалась кровавая лужа, заклубился черный туман, уплотнился, и раззявилась пасть с янтарными клыками. Но рыцарь уже подлетел. Сверкнул меч, и клыкастая голова покатилась в кусты.

И тут же со всех сторон посыпались стрелы. Но именно посыпались. Наземь. Ни одна из них не коснулась ни меня, ни Ринхорта, ни его коня.

— Что замер, как девица перед сватами? — рявкнул на меня рыцарь. — Руку давай!

Он помог мне сесть позади него, и, приказав держаться крепче, погнал коня, не забывая отводить от нас стрелы.

— Почему ты не предупредил о засаде, Ринхорт?

— Жрецов невозможно почуять, разбойников не нам с тобой бояться, а дарэйли эти для меня слабоваты. А тебе была бы полезна настоящая драка, вдруг твоя сущность приоткроется.

— Полезна?!

Я не успел выплеснуть злость. Тропа в полусотне саженей круто сворачивала, огибая невесть откуда взявшуюся в лесу одинокую скалу, и я всем нутром чуял: там, за поворотом, ждет еще куча неприятностей. Но не настолько же большая!

Сразу за поворотом тропу преграждал полуторасаженный завал из стволов с обрубленными сучьями — не перепрыгнуть. Слева маневру мешала скала, справа — плотной стеной стоял лес, а сзади остались лучники. Продуманная ловушка. И довольно свежая: на обрубленных с бревен сучках блестела смола, источая хвойный запах.

— Вот дерьмо! — процедил Ринхорт, резко натягивая поводья.

Жеребец взвился на дыбы. Пытаясь удержаться, я вцепился в плечи рыцаря. Копыта вороного задели бревна, и они покатились, сбивая с ног. Через миг я лежал на земле, едва сдерживая крик боли: рухнувшее бревно придавило мне ногу. Рядом так же предсмертно, как недавно мой вороной, кричал полураздавленный конь Ринхорта. В воздухе что-то засвистело: откуда-то с неба срывались железные молнии мечей и клиньями вонзались в землю, удерживая катившиеся бревна, и один из них милосердно перерезал глотку жеребца.

Ринхорт, живой и невредимый, отшвырнул ствол со свежеобрубленными сучьями, поднял меня рывком, ставя на ноги. На ноги?! Я не выдержал и заорал. Мне ответило громогласное эхо позади. Оглянувшись на рев, я мигом заткнулся.

Уж насколько велика была обезглавленная черная тварь, но неспешно вышедшее из-за поворота тропы полосатое страшилище превосходило ее раза в полтора. Тигр, которого оно напоминало очертаниями и огненно-черным окрасом, был в сравнении с ним невинным котенком. Ловушка не просто захлопнулась: в наш гроб был вбит огромный клыкастый гвоздь.

В ушах еще звенело от оглушительного рыка, и человеческий голос, раздавшийся сбоку из кустов, показался очень тихим:

— Не дергайся, Ринхорт, иначе мальчишка умрет. Отдай его нам и иди себе с миром.

Рыцарь, посадив меня на бревно, осмотрел мою пострадавшую ногу, не обращая внимания на видимых и невидимых врагов, уверил меня, что перелома нет, и лишь потом этак лениво повернул голову в сторону говорившего:

— Не мешай нам, жрец, иначе первым умрешь ты.

Кусты орешника зашелестели, выпуская худую и высокую фигуру в темно-коричневом плаще с капюшоном. Лица, скрытого в тени, я не мог разглядеть.

— Если ты отдашь принца нам, мы оставим тебе свободу, Ринхорт. На определенных условиях.

— Каких? — поинтересовался рыцарь, и у меня все внутри похолодело. Он решил торговаться? Предатель!

— У тебя не будет хозяина, и ты сохранишь свободу, — соблазнял жрец сбежавшего раба. — Но ты слишком опасен, Ринхорт. Потому оставлять тебя совсем без надзора мы не можем. Ты обязуешься, куда бы ни отправился, сообщать ближайшему слуге Эйне о своем прибытии на подконтрольные ему земли, если таковой жрец будет на этих землях. Кроме того, ты поклянешься не вредить ни служителям Сущего, ни нашему имуществу, ни любому из людей Подлунного мира и их имуществу.

— А вашим дарэйли?

— Я же сказал: ни нам, ни нашему имуществу. И ты дашь клятву в круге, что…

Ринхорт перебил его, расхохотавшись:

— В круге? Ты считаешь меня таким глупцом, чтобы я по своей воле ступил в круг и снова стал имуществом?

Жрец пожал плечами, и его голос стал еще тише и как будто поскучнел:

— Для того, чтобы приструнить сбежавшего раба, совсем не нужен круг. Ты же понимаешь, что твоя якобы свобода — только иллюзия. Мы можем в любой момент вернуть заблудшую овцу в стадо или прирезать.

Пока он говорил, я наблюдал за зверем. Его немигающий взгляд был на диво разумен, изучающ. При слове "имущество" зрачки твари резко сужались, словно от гнева, а желтая радужка вспыхивала.