Светлана Багдерина: Универсальное оружие

Гомон при его появлении в районе предполагаемого эпицентра мусорного взрыва мгновенно стих.

— Ваше премудрие? Нам… это… отойтить? — крайне неохотно предложила толстощекая тетка в клетчатом платье, опасаясь, что будет не видно самого интересного.

— Зачем? — не поднимая очей, буркнул студент.

— Чтоб не забрызгало?

— Потом, — мрачно выдавил он и опустился на колени перед кучей мусора.

— А поздно не будет? — озабоченно подхватила молодуха в сине-красном переднике.

— Лучше поздно… чем слишком поздно… — болезненно скривился Агафон и скинул со спины корзину.

— А это с какой целью вы делаете? — с любопытством склонилась над ним чернявая коротышка, и тут же с десяток женщин присоединилось к ней.

— Образцы собираю, — угрюмо процедил он.

— Чего?

— Отчего?

— Для чего?

— Для… Эск… икс… иск-перемент проводить! — одолел малознакомое слово практикант и многозначительно нахмурился, полагая допрос оконченным.

— Иск…перемен?.. — недоуменно расширились глаза горожанок, уловивших только одно значение из сказанного и несказанного. — Так ить нетути их тут, перемен-то, ищи — не ищи. Мусорщикам-кровопийцам уже неделю не плочено, вот ничего и не вывозют они.

— Чего они не вывозят — я вынесу.

— А зачем? — не унимались соседки.

— Дома взорву!

Толпа благоговейно ахнула.

— А у нас когда взрывать будете? — толстуха воззрилась на студиозуса. — Я ить чего антиресуюсь… Нам мусорщикам-то платить за вывоз, али как?

Агафон окинул взором гору хлама и помоев высотой с ближайший дом, снова скривился от вони, и мстительно приговорил:

— Или как. И вообще…

Женщины намек поняли и отступили, и студиозус наконец-то принялся выискивать свое выброшенное полчаса назад добро.

Как ни странно, выбрасывание пошло добру на пользу: за время пребывания на помойке добро раздобрело, увеличилось в объеме, местами изменилось в цвете и фактуре, не говоря уже о запахе, и чтобы донести его обратно до лавки, понадобилась аренда еще двух корзин вместе с их владелицами.

Женщины вывалили свою ношу у порога, отказались от оплаты натурой и выскочили на улицу — только их и видели.

Дверь захлопнулась за ними с колокольным звоном, и Агафон, стиснув зубы, взялся за раскопки. Стараясь не дышать, не смотреть и не думать, он яростно принялся перетряхивать одну кучу за другой. Сине-зеленые искры вились над ними вместе с розово-желтыми шестикрылыми мухами, увеличиваясь и жирея на глазах. Запах, решив, что он тоже часть магии и должен соответствовать вывеске, начал овеществляться и настырно лезть в нос, глаза и даже уши так, что слезы лились градом. Картофельные очистки и банановая кожура зашевелились, силясь уползти куда-нибудь в темный уголок, чтобы слиться там в экстазе. Осколки домашней утвари надумали склеиться, но никак не могли договориться, во что — каждый настаивал на своей посудине, получая в результате то кружку с носиком и ручкой чайника, то тарелку, размером и формой напоминавшую кувшин. Единственным утешением для практиканта был зеленобулькающий прибор: теперь он не просто булькал и зеленел, а бурчал и гудел, деловито сотрясая подставку с тихим дребезжанием стеклянных частей. Доверчивые простаки, не посвященные в таинства магии и магов, увидев его, точно теперь выложат за любой товар на пару серебряных больше. Хоть за что-то Броше его похвалит…

Пока Агафон перетряхивал каждый черепок и осколок в поисках беглого нэцкэ, дверь лавки несколько раз открывалась, на порог ступали незнакомые люди — но все, как один, странно изменившись лицом, тут же выскакивали обратно на улицу. И с каждым разом, ревниво подметил практикант, все быстрее и быстрее. Наверное, это были покупатели, ожидали встретить его внимание — а он тут копается, как крот… Надо было проворнее заканчивать изыскания. И он принимался с утроенной скоростью доламывать, разглядывать и выковыривать.

Когда из принесенных трофеев не осталось осколков крупнее лесного ореха, а анимужичка так и не нашлось, студиозус сдался. Шмыгнув подтекающим носом и порадовавшись, что запах, наконец-то, улетучился, он вооружился совком и веником и принялся упихивать мусор в корзины. Те изгибались и корчились, шипели и подвывали, но против сердитого практиканта поделать ничего не могли.

«Куда же мог подеваться этот треклятый брелок, если его здесь нет? Может, его на помойке кто-то нашел — те мальчишки? Тогда точно концов не найдешь теперь… В рот компот деревня…»