— Ишь, ты! Бумажка! — восторг на физиономии наемника уступил место удивлению. — И буквы на ней какие-то… непонятные. Палками. Хотя понятные тоже есть. Только я и их не все знаю… Вот эту помню, вот эту… и последнюю.
— Это одна и та же, — язвительно заметил Агафон, но посетитель на издевку не среагировал.
— Чего написано-то, маг? — нетерпеливо спросил он.
— «Урни…версальное… оружие», — гордый своей грамотностью, прочитал студиозус.
— И всё? — недоверчиво сощурился громила.
— Ну… почти, — поморщился Агафон: третье слово, длинное и неудобочитаемое, было на руническом древнегвентянском. Всего одно слово, вроде, но…
— Почти — это чего?
— Да тут… растудыть ее… какая-то… ничего не… — школяр вдруг понял, чт о говорит, прикусил язык, гордо выпрямился и сделал вторую попытку: — Я не имею права перетруждать себя. Даже чтением. Потому что у меня экзамены. Важные. Завтра. Утром. В три часа. Без сорока минут. Силы надо беречь. Ректор сам лично сказал. Всем.
— Так ты ж не колдовать, ты ж языком ворочать будешь! Какой же это труд? Если бы это был труд, никого бы и рта раскрыть заставить нельзя было! Или… — рыжий гигант насмешливо прищурился, — ты не по-нашему читать не умеешь? А может, и про шестой курс соврал?
— Всё я умею! — задетый за живое, взвился студент, дипломатично обойдя второй вопрос. — Чего тут не уметь! Козе всё понятно! Одно слово прочитать! Уметь-то тут!.. Ха!
— Так скажи, чего написано. Что у тебя, язык отвалится?
Агафон нахмурился. Конечно, он зубрил эти руны целых две недели перед зачетом — едва глаза не занозил, язык не вывихнул и мозги не сломал. И хоть пересдача осенью, а в голове из запомненного вокабуляра уже остался только счет до пяти, но читать-то он по-древнегвентянски всё-таки выучился! Худо-бедно, правда, с одной стороны… И произношение то еще — позориться только… Но с другой, наемник-то, прочитай он ему это слово хоть задом наперед, хоть с южноузамбарским акцентом, все равно не поймет ничего! А с третьей стороны, для чего эти руны изучались, спрашивается, в смысле, на кой пень? Должна же быть в жизни справедливость и применяемость полученных знаний на практике, даже если эта практика — услаждение слуха похмельного головореза!
— Ну, так что там пишут древние гвентяне? — наемник подошел к доспехам, приложил к нагруднику ладонь правой руки, а левой неожиданно коснулся груди Агафона. — Читай, маг! Покажи дубине медноголовой, чему вас в школах учат!
Удивленный школяр моргнул — и выпалил давно уже сложенное на язык позабытое слово:
— Онсизефитсал!
И едва последний звук слетел с губ практиканта, как доспехи вспыхнули голубоватым светом… и потекли. Ошарашенный Агафон наблюдал с разинутым ртом, как сначала железные поножи и наколенники, а потом и остальные части «костюма мечты» стали укорачиваться, втягиваясь к нагруднику, словно вода в яму, но вместо того, чтобы собираться в каплю, металл, светясь холодной синевой, ручьем потек по протянутой руке наемника, миновал грудь, дополз до запястья руки, приложенной к груди школяра — и остановился. Точно налитая в форму, сталь успокаивалась, твердела и застывала, формируя один за другим наруч, налокотник, наплечник, кирасу…
Растерянный и испуганный, дрожащий, как осина в землетрясение, практикант хотел отпрянуть, но не смог не то, что тронуться с места — даже пошевелиться. Единственным подвижным органом из всего Агафона оставались глаза: дико вытаращенные, отчаянно мигающие.
Пара минут — и доспехи в полном составе, включая шлем с нелепым рыбьим хвостом, оказались на новом хозяине. Последним к нему перекочевал меч. Медленно переплыл он из опустевшего пространства вокруг крестовины-подставки к своим доспехам, прицепился к ремню, и васильковое сияние тотчас пропало.
— И что это ты, по-твоему…
— Ну вот теперь с товаром порядочек, — словно не слыша, расплылся в недоброй ухмылке громила. — Можно и продавцом… заняться.
Агафон подавился возмущением и почувствовал, как волосы его обретают такую живость и объем, какие не снились ни одной покупательнице чудесных снадобий. Перехватывай управление у впавшего в ступор мозга, ноги его шагнули назад — но рука гиганта выметнулась и схватила студента за горло. Он захрипел что-то несвязное, то ли «пусти», то ли слова заклинания — и тут же получил сокрушительный удар в скулу. Перед глазами залетали серебристые мухи и поплыл нежно-алый туман в сопровождении ансамбля звонарей.
Читать дальше