Сергей Шведов - Шатун

— Ты про Листяну Колдуна ничего не слышал? — повернулся Горазд к Сороке.

Приказный недолго морщил лоб, потом развел руками:

— Так ведь это давно было, лет, наверное, пятьдесят назад. Самым богатым человеком в округе был тот Листяна. Рассказывали, будто он никому дани не платил, даже хазарским ганам, которые его городец стороной объезжали.

— Врешь ты все, бес лохматый, — отмахнулся Горазд. — Быть того не может, чтобы хазарские ганы спустили обиду божьему ближнику.

— Не был Листяна божьим ближником, — возразил Сорока. — Он с рождения с нечистыми был связан. Мать его с Шатуном нагуляла. С ближних и дальних городов и весей брал он дань в пользу темных сил, ну и себя не забывал, конечно.

— И платили градские?

— А куда деваться, коли даже Велесовы и Перуновы ближники с ним справиться не могли. Слово он знал, говорят, и тем Словом мог наслать мор не только на скот, но и на людей. Сам бог Перун вмешался и покарал его, но вот только до смерти ли?

— Это в каком смысле? — Горазд от удивления даже приподнялся на локте.

— С дальних выселок вчера приехал смерд, который рассказал, будто на Поганом болоте объявился Шатун. Конечно, это может быть совсем другой Шатун, без всякого касательства к Листяне, но объявляется в том сельце оборотень уже во второй раз. Первый раз он приходил двадцать лет тому назад. Отрок, рожденный от Шатуна, проживал в том сельце, а ныне исчез — ушел по отцовскому следу и не вернулся.

— Как зовут того смерда?

— Туча, — закивал остроносой головой Сорока. — Вчера я с ним на постоялом дворе столкнулся. От всего сельца снарядили его в Берестень с обозом на продажу. Серебро нужно смердам, чтобы рассчитаться с ганом Митусом.

— Да погоди ты с Митусом! — раздраженно махнул рукой Горазд. — С чего ты решил, что Шатун с выселок может быть Листяной?

Сорока закрутил острым носом. По всему было видно, что тайной своей он дорожит и за просто так расставаться с ней не хочет. Плутоватые его глазки маслено щурились на гана.

— Гривна серебром, но не более, — пообещал Горазд.

— Краем уха слышал, как боготуры между собой разговаривали о городце Листяны Колдуна. Чтобы такое совпадение — и спроста, ни за что не поверю.

О разговоре божьих ближников Горазд знал больше Сороки, но гривны серебром не пожалел. Богатую пищу для размышлений дал ему расторопный служка.

— Смерд уехал из города?

— Вчера еще не расторговался. Наверняка ночует на постоялом дворе. Может, позвать? Смерд степенный, разумный, попусту и абы что болтать не будет.

— Зови с рассветом, — кивнул головой ган.

— Так рассвело уже, на торгу зашевелились.

Занятый своими мыслями, Горазд начисто забыл о ганских обязанностях, чего делать в любом случае не следовало. Пришлось подниматься и идти во двор, считать убитых и раненных божьими воинами.

Зимний день разгорался без большой охоты, словно Даджбогу лень было сегодня справлять свою службу вот и катил он на своей колеснице по небу ни шатко ни валко, скрываясь большей частью за темной завесой.

— Смурно, — вздохнул Сорока, взглянув на небо, — а пора бы уже зиме кланяться весне.

— Смурно, да не морозно, — бросил Горазд. — Будет тебе весна, дай срок.

Из хазар в короткой стычке пал только Гаюн, а все остальные из тех, что находились в детинце, поспешили сложить оружие. Из Твердиславовых гридей тоже мало кто пострадал, а посеченных до смерти и вовсе не было. «Белые волки», первыми ворвавшиеся во двор, не столько рубили, сколько глушили растерявшихся мечников. У страха, как известно, глаза велики, а про Перуновых «волков» ходило много слухов. «Волк» — даже мертвый обязательно достанет своего обидчика, если не на земле, то в стране Вырай наверняка.

Взыскивать ни с хазар, ни с гридей ган Горазд не стал, прогнал он из детинца лишь мечника Садка, открывшего по глупости среди ночи ворота. Садко попытался оправдаться, но не встретил понимания ни у гана, ни у своих товарищей, которые собственный срам поспешили переложить на чужие плечи. Садко был одним из немногих, которые нападавших встретили грудь в грудь.

— Не по правде судишь, ган Горазд, — глухо сказал мечник. — Ошибиться может каждый, а я Твердиславу служил верно, и моей вины в его смерти нет.

Ган и мечник стояли друг против друга посреди двора детинца в окружении хазар и гридей. Горазд в кожухе, но без брони, с копной темно-русых волос вместо шапки, а Садко с обвязанной испятнанным кровью полотном головой.

— Глупость иной раз бывает хуже предательства, — надменно процедил сквозь зубы Горазд. — А за твою ошибку князь Твердислав жизнью заплатил.