Леви Тидхар - Юная Венера (сборник)

Э-э. Ух-х. Еще одно видение. Они становятся короче, но более интенсивные.

Ида, тебе грозит опасность. Уходи до наступления темноты – они атакуют ночью. Я должен остаться. Милосердный, Провидец, пророк Голубой Жемчужины не может бросить своих людей. Но как хорошо, как же хорошо, что ты пришла. Это страшное место. Я никогда не пришел бы сюда. Лучшие ловушки те, что самые медленные. На всем твоем пути, через все места, все жизни и годы, что ты прожил, никогда не задумываясь, что уже находишься в ловушке, ты пытаешься вернуться, но она уже захлопнута. Ида, уходи, как можно скорее… иди прямо сейчас. Ты не должна никогда больше возвращаться. Но… ох, как же ужасна мысль, что придется умереть здесь, на этой страшной равнине! Если б я мог снова увидеть Ирландию…

V volanti musco: Высокогорный воздушный мох. Бумажная поделка представляет часть симбиотических высокогорных организмов Иштар, особенностью которых является то, что они легче воздуха. Показанная часть состоит из пленок очень легкого мха, концентрирующего влагу из воздуха и низких облаков. Другая часть симбиотического организма невоспроизводима.

Измельченная бумага, резина.

Он подошел к двери своего фарфорового дома, тяжело опираясь на посох, прижимая ко рту и носу платок, чтобы не вдыхать вулканический дым. Я пыталась уговорить его уйти со мной, но он отказался, ведь он же типичный Гайд из Гранжгормана, упрямый, как старый осел. В нем есть желание смерти; что-то старое, цепкое и беспощадное, но с нежнейшими глазами.

– У меня есть кое-что для тебя, – сказала я, без церемоний протягивая ему коробочку.

Брови его поползли вверх, когда он открыл ее.

– Ах.

– Я украла Голубую Императрицу.

– Я знаю.

– Я должна была сохранить ее от Патрика. Он бы распылил камень по ветру, как он ломал и просаживал все остальное. – И тогда мой медленный ум, так долго готовящийся к этому признанию, повторяющий его про себя в космическом корабле, в каждой комнате, где мы останавливались, и в каждом корабле и поезде, в которых мы двигались в этом мире, от цветка к цветку, от одного повествования к другому, мой потрепанный ум споткнулся об эти два слова, произнесенные Артуром. – Ты знал?

– Все это время.

– И никогда не думал, что, может быть, Ричард, или отец, или мама, или кто-то из служащих взял его?

– Я не сомневался, что это была ты, и именно по той причине, которую ты озвучила. Я решил сохранить твой секрет, и я сохранил.

– Артур, Патрик мертв, Ратанган мой. Теперь ты можешь вернуться домой.

– Ах, если бы это было так просто!

– Я должна просить у тебя прощения, Артур!

– Незачем. Я сделал это по собственной воле. И ты знаешь, что я не жалею о том, что я сделал. Я был известен, благородный Артур Гайд – вор и негодяй. В мирах это придает вес. Это повторяли все, но никто из тех, кто болтал о том, что воспользовался сапфиром, не просил меня показать его или состояние, которое я получил от его продажи. Никто. Все, что я делал, держалось только на моей репутации. Это достижение. Нет, я не вернусь домой, Ида. Не упрашивай меня. Не оживляй передо мной этот фантом. Зеленые поля и теплые утренние часы в Килдэре. Я ценен здесь. Здесь добрый народ. Я принят. У меня есть достоинство. Я не младший сынок ирландского дворянина, без земли и с пустыми карманами. Я милосердный пророк Голубой Жемчужины.

– Артур, я хочу, чтобы ты взял этот камень.

Он отпрянул так, словно я предложила ему скорпиона.

– Я не возьму. Не буду даже прикасаться. Это плохая вещь. Приносящая несчастье. В этом мире нет сапфиров. Голубой Жемчужины нельзя коснуться. Верни его обратно, откуда он появился.

На мгновение мне показалось, что у него снова галлюцинация. Но его взгляд и голос были тверды.

– Ты должна идти, Ида. Оставь меня. Сейчас здесь мое место. У людей слишком раздуты идеи семьи – преданность, бессмертная любовь и привязанность; большие надежды и идеалы, ведущие их через миры к признанию и прощению. Все семьи таковы. Спасибо, что ты пришла. Жаль, что я не тот, каким бы ты хотела меня видеть. Я прощаю тебя, хотя я и говорил, что мне нечего тебе прощать. Делает ли нас это снова семьей, Ида? Герцогиня Ю скоро будет здесь. Тебе нужно успеть уйти. Или горожане помогут тебе.

И, махнув платком, он повернулся и закрыл передо мной дверь.

Я записала эти последние строки за чашкой высокогорного мате на постоялом дворе для носильщиков в Йелте, последнем городе Долины Печей. Я помнила каждое слово, ясно и точно. Тогда у меня родилась идея, такая же ясная и точная, как и эта запись печального и незавершенного разговора с Артуром. Я открыла свой чемодан с бумагой, достала ножницы и лист цвета самого глубокого индиго и осторожно, по памяти начала вырезать. Носильщики наблюдали за мной с любопытством и удивлением. Точность движений, сложность структуры и тонкая, аккуратная работа полностью поглотили меня. Меня одолели сомнения: зачем я прилетела на эту планету? Почему я решилась в одиночку идти в эту гибельную долину? Почему это небрежное принятие моего поступка, сформировавшего всю его и мою жизнь, так расстроило меня? Что я от него ожидала? Ножницы сделали надрез, мелкие завитки индиго падали на стол. Это был просто поворот ножниц, но мужчин вокруг стало скапливаться все больше. Это был простой узор. Я делала его на одном дыхании, без ошибок и без вторых попыток. Четкий и простой. Мои зрители загудели в знак признательности. Тогда я вложила узор в свой дневник, собрала чемоданы и вышла к паукомобилю. Вечные облака казались сегодня ниже, словно грозовой шторм, двигающийся вперед. Вечер клонился к концу.