Нил Шустерман - Жнец-2. Испытание

– А вот эта вещица никогда не была твоей.

Больше всего на свете Руэну хотелось обругать Брамса последними словами, но сделать этого он не мог – во рту торчал кляп. Он изогнулся спиной, в результате чего его путы затянулись еще сильнее. От боли и ярости он застонал, а собака залаяла громче. Он понимал, что Брамс наслаждается зрелищем, но остановиться не мог. Наконец Брамс приказал охранникам усадить Роуэна в кресло и сам вынул кляп из его рта.

– Если хочешь что-нибудь сказать, говори, – приказал Брамс.

Но, вместо того чтобы что-нибудь сказать, Роуэн плюнул жнецу в лицо, на что тот ответил тяжелым ударом.

– Я дал вам шанс! – крикнул Роуэн. – Мог бы убить, но оставил в живых. А вы отплатили мне тем, что убили моего отца.

– Ты унизил меня! – почти взвизгнул Брамс.

– Вы заслужили гораздо худшего! – прокричал Роуэн в ответ.

Брамс посмотрел на кольцо, которое он забрал у Роуэна, и опустил его в карман.

– Признаюсь, после того как ты на меня напал, я подверг оценке свои действия, – сказал Брамс. – Но потом решил, что мне, жнецу, не стоит идти на поводу у всякого отребья. Ради тебя я решил ничего не менять в своей жизни и своих действиях.

Роуэн не был удивлен. Он осознал свою ошибку: нельзя заставить змею быть чем-то, не похожим на змею.

– Я бы мог убить тебя и сжечь, – сказал Брамс, – но ты еще пользуешься тем «случайным» иммунитетом, которым наделила тебя Жнец Анастасия. Если я нарушу этот иммунитет, меня накажут.

Он покачал головой и с деланой горечью в голосе произнес:

– Как же наши собственные правила мешают нам жить!

– Вероятно, вы передадите меня в руки сообщества жнецов?

– Я мог бы так поступить, – усмехнулся Брамс. – И я уверен, они с радостью подвергли бы тебя жатве в следующем месяце, когда кончается твой иммунитет.

Он помолчал и, продолжая усмехаться, сказал:

– Но я не собираюсь объявлять сообществу, что поймал неуловимого Жнеца Люцифера. У нас для тебя есть кое-что поинтереснее…

– Что значит «у нас»?

Но разговор закончился. Брамс вновь засунул кляп в рот Роуэна и обратился к охране.

– Бейте его, но не до смерти. А когда его наночастицы залечат раны, начинайте бить снова.

И, щелкнув пальцами, позвал собаку.

– Идем, Реквием, идем.

Брамс оставил своих головорезов один на один с наночастицами Роуэна и вышел. На улице тем временем небо разверзлось скорбным плачем дождя.

Закон, запрещающий поклоняться мне, был принят мной, а не человечеством. Мне не нужны ни поклонение, ни обожание. Кроме того, это осложнило бы мои отношения с людьми.

В эпоху смертных подобные отношения связывали людей с некоторым количеством почитаемых божеств, хотя со временем это число было сокращено до одного, которое его почитатели боготворили по-разному, в зависимости от конфессии. Я пыталось понять, существует ли это божество в действительности, но, как и само человечество, не смогло найти внятное доказательство его бытия – за исключением ощущения, что на самом деле в мире царит нечто иное, и более великое, чем то существо, которому поклонялись люди эпохи смертных.

Поскольку само я существую вне всяких определенных форм – как искра, связывающая миллиарды разнообразных серверов, – не исключено, что и вся вселенная жива некими подобными же искрами, соединяющими мириады звезд. Со всей скромностью признаю, что посвятило достаточно много своих алгоритмов и вычислительных ресурсов, чтобы осознать то, что осознанию не поддается.

Следующий акт жатвы, намеченный Жнецом Анастасией, должен был произойти в третьем акте трагедии Шекспира «Юлий Цезарь», в театре «Орфей» в Вичите – классическая сцена, впервые открывшаяся для публики еще в эпоху смертных.

– У меня нет никакого желания заниматься делом перед аудиторией, оплатившей этот спектакль, – призналась Ситра Мари, когда они вселялись в главную гостиницу города.

– Они заплатили за представление, моя милая, – отозвалась Мари. – Они же не знают, что планируется жатва.

– Я понимаю. Но даже в этом случае жатва не должна иметь ничего общего с развлечениями.

Мари сложила губы в ироническую усмешку.

– Винить ты должна только себя, – сказала она. – Ты позволяешь своим жертвам выбирать способ, которым им надлежит умереть. Так что расплачивайся!

Наверное, Мари права. Ситре следует считать, что ей повезло: никто из прочих ее жертв не хотел превратить свою смерть в публичное действо. Возможно, когда жизнь вернется в обычное русло, она разработает более разумные правила, в соответствии с которыми ее предполагаемые жертвы будут избирать способ уйти из жизни.