Елена Лабрус - Элемента.N

— Не бойся, — сказала Агата спокойно. — Если ты не побежишь жаловаться матери-настоятельнице, то я расскажу, как и ты сможешь заговорить.

Беата усердно мотала головой: нет — на вопрос о матери-настоятельнице, да — на способность говорить.

— Хотя, что она нам может сделать? Или ей? — и Агата с благодарностью посмотрела на Дерево. — Просто прикоснись к нему, и твой давно забытый голос вернётся.

Беата аккуратно положила руку на могучий корень.

— Уверена? — тихо и едва слышно просипела она, потом немного откашлялась и сказала внятно. — Уверена?

— На все сто! – ответила Агата и улыбнулась.

— Ха—ха, — засмеялась Беата, и смех её зазвенел мелодично, как переливы арфы, — Ха—ха—ха—ха!

И она смеялась так заразительно, что, даже боясь быть услышанными, Агата засмеялась вместе с ней. И это совсем не было похоже на тот беззвучный, словно каркающий как старая ворона смех, который Агата иногда себе позволяла. Это было что-то совершенно другое. От него пела душа, и сердце наполнялось радостью. И, видимо, почувствовав то же самое, Беата запела. Какую-то незамысловатую детскую песенку. Несмотря на то, что Агата не знала ни этой песни, ни даже этого языка, она ей усердно подпевала.

— Медленно минуты уплывают вдаль, встречи с ними ты уже не жди, и хотя нам прошлого немного жаль, лучшее, конечно впереди, — качала в такт головой Беата. — Скатертью, скатертью, дальний путь стелется, и упирается прямо в небосклон. Каждому, каждому, в лучшее верится – катится, катится голубой вагон.

И Лулу у Агаты в голове упрямо переводила не «blaues Auto», а «unser Postzug» — наш почтовый поезд. Но общий смысл ей был понятен, и приятен как никогда.

Закончив петь, Беата радостно выдохнула:

— Как же это приятно, после стольких лет молчания наконец поговорить.

— Я ждала этого момента семьдесят четыре года, — поделилась Агата.

— Значит, мне повезло, я всего двадцать четыре, — улыбнулась девушка, и голос у неё был мягкий и бархатистый.— Но мне осталось целых семьдесят шесть.

— А мне, возможно, ещё больше, — вздохнула Агата.

— Что же ты сделала? – ужаснулась девушка.

— Потеряла душу.

— Как потеряла? А кем ты была? Ангелом? Белым? Черным? – засыпала её вопросами подруга по несчастью.

— Белым. А ты?

— И я белым, — удивилась девушка. — Неужели такое возможно, потерять душу?

— Как видишь. А что сделала ты?

— Родила ребёнка, — снова улыбнулась девушка, она и раньше была очень улыбчивой, но теперь просто светилась счастьем.

— Нарушила обет? Но разве за это бреют?

— Нет, не нарушала. Это было непорочное зачатье.

— Шутить?

— Если бы, — пожала она в ответ плечами. — Мой отец генетик. Он тоже думал, что меня всего лишь выгонят за это. Но это оказалось настолько серьёзно, хотя я понятия не имею насколько. Мне сказали, что я чуть ли не нарушила генетическое равновесие нации. Хотя, что я сделала? Всего лишь родила свою малышку без отца.

И вдруг она загрустила.

— С ней что-то случилось? — дошёл до Агаты смысл недавней пантомимы сестры.

— Слава Богам, всё обошлось. Но все так переволновались! У неё оказалась какая-то совершенно уникальная кровь, а ей срочно требовалось переливание. И думали, что моя кровь ей подойдёт, но, представляешь, она не подошла! Если бы не Ева, возможно, она бы умерла.

— Ева? – удивилась Агата, услышав одно и то же имя второй раз за вечер.

— Да, Ева. Говорят, она особенная. Какая-то просто невероятно особенная, — она наклонилась поближе, и заговорила тихо-тихо, — Я слышала, что она должна спасти весь наш нечеловеческий род.

— А что не так с нашим родом? – не поняла её Агата.

— Как что! Мы вымираем! Мы не способны нормально размножаться. Мой отец бьётся над этим всю свою жизнь, пытаясь понять, почему мы не переопыляемся как баклажаны, — хихикнула она.

— А твой отец случайно не из тех болтунов, что приходили сюда раньше каждый вечер?

— До того, как ты заперла эту дверь и повесила эту табличку? – она снова хихикнула. — Видела бы ты его лицо. И не только его. Я целый час наблюдала, как они с важным видом возмущаются, а потом разворачиваются и уходят. А потом решила незаметно зайти. А тут такое!

И Агата не поняла, Беата имела в виду осыпавшийся с Дерева цвет, или вновь обретённую способность говорить.

— Нам пора идти! Ужин уже закончился, и нам, наверняка, остались какие-нибудь объедки со стола. Пойдём вместе! – поднимаясь, и отряхивая лепестки, позвала её Беата.

— А нас не заподозрят, если мы пойдём вместе? – сомневалась Агата.