Стивен Эриксон: Пыль Снов

Понятное дело, нужны были деревья, чтобы замостить такую дорогу, так что некогда здесь был лес. Но он давно пропал.

На северной окраине Стета, выходя на равнину Элан, они наткнулись на другую колонну детей, а через день присоединилась третья, с севера, из самого Колансе; во главе ее шел Рутт. Неся Хельд. Он высокий; локти, плечи, колени вступают из — под растянувшейся, вялой кожи. У него большие, сияющие глаза. У него до сих пор сохранились все зубы. Каждое утро он встает во главе колонны. Он — клыки; остальные просто тащатся следом.

Все верили, будто он знает, куда идти, но не спрашивали — вера стала важнее истины, ведь истина в том, что он так же заблудился, как и все они.

Висто пришел из Окана. Когда алчущие и белая кость — инквизиторы вошли маршем в город, мать велела ему бежать, взяв за руку сестричку, которая была на два года старше; и они бежали по улицам между пылающих зданий, и крики заполняли ночь, алчущие выбивали двери и вытаскивали людей и делали с ними ужасные вещи, а белая кость стояла и говорила, что это необходимо, что все происходящее необходимо.

Они вырвали сестру из его объятий, и вопли ее до сих пор отдаются в черепе. Каждую ночь он мчится по дороге сна, пока утомление не захватывает его, и тогда он пробуждается, лишь почуяв бледный лик зари.

Он бежал, кажется, целую вечность, на запад, подальше от алчущих; он ел что мог найти, мучился от жажды. Когда алчущие отстали, появились спиногрызы — огромные стаи никого и ничего не боящихся тощих красноглазых псов. А потом и Отцы, закутанные в черные одежды. Они врывались на устроенные по обочинам дороги стоянки и крали детей; однажды несколько подростков выследили один из их лагерей и увидели среди тускло-серых углей кострища маленькие расколотые кости, и так поняли, что именно Отцы делают с похищенными детьми.

Висто помнил, как впервые увидел Стет: ряды голых, покрытых бесчисленными пеньками холмов. Корни напомнили ему костяные загоны, окружившие родной город — все, что осталось от погибшего в бескормицу скота. В тот миг — узрев остатки великого некогда леса — Висто и понял, что мир погиб.

Ничего не осталось. Некуда идти.

Однако он брел вперед, став сейчас одним из тысячи, десяти тысяч, а может и большего числа — целой дороги детей, в лиги длиной. Сколько бы ни умирало каждый день, прибывали новые. Он не мог прежде вообразить, что бывает столько детей. Они подобны великому стаду, последнему стаду. Единственному источнику пищи для последних, отчаявшихся охотников мира.

Висто было четырнадцать лет. Он еще не начал вытягиваться — и уже не успеет. Живот его стал круглым и тяжко колыхался, выступая так сильно, что прогнулся позвоночник. Он шагал как беременная женщина — расставляя ноги, болезненно вздрагивая. Он был полон Наездников Сатра — червей, беспрестанно плавающих внутри тела, становящихся все больше. Когда придет нужный день — скоро — черви изольются из него. Из ноздрей, из уголков глаз, ушей, пупка, пениса и ануса, изо рта. Тем, кто это увидит, покажется, будто он сдулся. Кожа провиснет морщинистыми бороздами, он внезапно станет похожим на старика. А потом умрет.

Висто почти с нетерпением ждал этого. Надеялся, что спиногрызы сожрут его тело, примут яички Наездников Сатра и тоже умрут. Лучше бы Отцы — но они не так глупы, он уверен — нет, они его не тронут. Жалко.

Змея оставила позади Лесной Стет, и деревянная дорога стала грязным, разбитым трактом, глубокими колеями, вьющимися по Элану. Итак, он умрет на равнине, и дух покинет сморщенную вещь, которой стало тело, и начнет долгий путь домой. Чтобы найти мать. Найти сестру.

Но дух его уже устал, так устал!

В конце дня Баделле заставила себя залезть на старый «длинный курган» эланцев, на дальнем конце которого растет, колыхая серыми листьями, древнее дерево; отсюда она смогла, обернувшись на восток, увидеть всю дорогу, проследить бесконечный путь последнего дня. За беспорядком стоянки тянулась к горизонту цепочка простертых тел. Это был особенно плохой день — слишком жаркий, слишком сухой. Единственным источником воды оказалась яма с кишащей пиявками жижей. Покрытая слоем мертвых насекомых вода отдавала тухлой рыбой.

Она долго стояла и глядела на ребристую линию Змеи. Тех, что падали на пути, не оттаскивали, а просто топтали; дорога ныне покрыта плотью и костями, трепещут пряди волос и — она знает это — смотрят в небо раскрытые глаза. Змея Ребер. Чел Манагел на эланском языке.