Даже научился паркет прибивать. Девочка-мальчик, девочка-мальчик. Это паркет так настилается. Для осведомленных. Выступ одной паркетины входит в паз другой. Девочка-мальчик. И неплохо справлялся. Даже был удостоен похвалы хозяюшки, которая за несколько лет накупить-то накупила необходимых материалов, копимых на вожделенный не очень ей доступный ремонт, а вот на мастеров – цены кусались. Тут как раз очень кстати подвернулся безденежный, но очень влюбленный приятель, которого как-то надо было использовать, тем более, что сам напрашивался… Но было это в молодости, давно, когда еще не было семьи, жены и двух девочек, когда легко и беззаботно проводил он свои дни, когда все было под силу и все удавалось. В благодарность за ремонт любимая оставляла его на ночь в ремонтируемой квартире, сама же каждый вечер отправлялась к родителям, чтобы он в одиночестве мог вволю надышаться тем воздухом, которым… прикасаться к тем предметам, к которым… трогать те вещи, которые… Впрочем, не следует думать, что был он каким-то оторванным от жизни, мечтательным юношей, нет, просто влюбляясь, он начинал боготворить предмет своего обожания. Что было вполне резонно, логично и говорило о богатом духовном мире и темпераменте его. Нет, он не был оторван от жизни. В кармане куртки Гасанов постоянно носил кастет, потому что руки имел тонкие, артистические и изнеженные, а на рожон лез, не упуская случая. В другом нагрудном кармане у него находились документы, удостоверяющие, что он работает в нескольких редакциях газет, благо, газет в его городе на душу населения было больше, чем вшей у бомжей, которые тоже повылазили и стали легальными именно в последние годы в его родном городе. Гасанов, получив желаемое и очень неплохое образование, с младых лет работал в газете, но в то время, время молодости Гасанова, в городе газет было раз-два и обчелся и работать в какой-то из них было почетно, но не интересно; сейчас стало наоборот – интересно, но не почетно. Интересно, потому что ликвидирована была цензура, писать можно обо всем, не было прежнего табу, запретных тем; но не почетно, потому что хоть пиши, хоть не пиши – чихать хотели на твою писанину. Мир оставался таким же, как Гасанов ни старался его переделать. Очень неуравновешенный, очень импульсивный и противоречивый. Вот таким он был. Не мир, конечно, а Гасанов. Но то, что лет тридцать назад воспринималось как явление положительное, теперь, учитывая возраст, становилось несолидной аномалией, не свойственной пожилым людям. Так же, как и в молодости, его раздражали мелочи, так и не устроенные прогрессом и временем (если только и то, и другое не обошли вниманием его бедную маленькую страну); шоферы, как тридцать-сорок лет назад курили в автобусах, так и продолжали курить в начале нового столетия, люди, как плевали себе под ноги в шестидесятых, так и продолжали в том же духе в 2001 году. Плевки разлетались по всему городу, так что страшно было пройти по улицам. Кучи грязи по закоулкам. По горло мусора везде, где только можно и где нельзя бросать мусор. Две-три чистые центральные улицы молчаливо приглашали гулять только по ним, что и делалось городским населением, которое таяло на глазах, просачиваясь в другие города и страны. На каждом пятачке этого изнасилованного города строились всякие бессмысленные строения. Загазованность невероятная, оставалось только удивляться, почему прохожие не падают замертво, хватаясь за горло. Хамский говор и крики повсюду. С рук, из ведер продавали все – от протухшей рыбы до дешевых носков – как во время гражданской войны на улицах Тамбова. Иностранцы очень удивлялись, но без эмоций, понимая, что это преждевременно старит. Гасанова же не раздражало, и он с чувством ностальгии вспоминал свой город прежним – интеллигентным, интернациональным и чистым. На все он отзывался горячими статьями, выступлениями, но ничто не указывало на то, что его выступления и острые статьи дадут положительные результаты. Вот так он жил в последние годы, постепенно становясь неврастеником. Пока не влюбился.
Надо сказать, что у Гасанова был большой пенис, и платонические воздержания в молодости от сексуальной жизни, когда обожествление любимой доводило его до временной импотенции, полностью компенсировалось позднее, в далеко не молодом возрасте, приводя в изумление жену и случайных дамочек, непонятно что находящих в таком субъекте, как вышеупомянутый Гасанов.
Однажды он проходил мимо вокзала со своей старшей дочерью, восемнадцатилетней студенткой, красивой и несколько флегматичной девушкой, невольно размышляя о ее будущем. Толпа здесь была невероятная, как на хорошем митинге, машины и автобусы ехали, как хотели, тут же трамвай непрестанно трезвонил, требуя своей законной рельсовой дороги, которую загородил огромный «Икарус», тут же стоял автоинспектор и успешно копался в носу. И в этой толчее прямо на ногу Гасанову наехал маленький, блестящий «жигуленок». Прямо на ногу. Гасанов охнул.
Читать дальше