Маркус Сэйки - Огненные письмена

Выбора не оставалось – только прибегнуть к силе. И потому Лиги приказал атаковать НЗО.

Решение он принимал не один. Своей карьерой он был обязан Теренсу Митчаму, официально третьему лицу в Агентстве национальной безопасности. Ему он всю жизнь хранил преданность. На самом деле Митчам был главой их теневого правительства, трезвым патриотом, который давно понял, что для защиты страны требуются жесткие действия. К несчастью, во время ракетного удара Митчам находился в Белом доме.

«Еще одна жертва в войне, признавать которую страна начала только теперь», – подумал Лиги.

– Самооборона или нет, – сказал он, – но, когда мы успешно закончим растехнологизацию и переведем армию на штыки и сапоги, нам придется атаковать.

– Я не принимала такого решения.

– Мадам президент, общество…

– Я знаю, все одержимы жаждой мести. Но в какой-то момент мы можем встать на опасный путь. Должны существовать и другие решения, кроме геноцида.

Они вышли из Лонгуорта [12] Лонгуорт – одно из трех зданий конгресса США, расположено к югу от Капитолия. на Саут-Кэпитол-стрит. Секретная служба аннексировала эту узкую улицу и поставила тяжелые ворота и блокпосты по ее концам. Въезд сюда разрешался только президентскому кортежу – сегодня помимо лимузина в него входили четыре бронированных кадиллака «эскалейд» и шесть мотоциклов. Утро стояло холодное, автомобильный выхлоп окрашивался голубоватым парком, по низкому небу катились облака.

– Согласен, – сказал Лиги. – Я вовсе не хочу уничтожать сверходаренных. Но мы должны ликвидировать Новую Землю Обетованную и провести в жизнь законодательную инициативу по надзору за перемещением анормальных. Подпишите документ, сделайте его законом, и мы за три месяца чипируем девяносто пять процентов анормальных. Я понимаю: это может показаться старомодным, но действовать будет.

– А если они не подчинятся? А если предпочтут умереть в бою?

– В таком случае…

Взрыв, сопровождаемый звуковой и ударной волной, подбросил его в воздух.

Закружившееся небо, серый мрамор – и бетон, летящий ему навстречу. Лиги падал, падал. Он успел выставить перед собой руки, перед тем как удариться о мостовую. В ушах его визгливый гул перешел в бесконечный крик, а вокруг дым и огонь, тела и люди на подгибающихся ногах, истекающие кровью, агент, уставившаяся на свое левое плечо, которое больше не продолжалось рукой, ее лицо, освещенное горящими останками лимузина.

Лиги охнул, закашлялся, увидел, как брызги крови выхаркались из его рта вместе с кусками мяса – он откусил себе кончик языка. И вот этот кусочек его плоти лежал теперь на бетоне.

Сильные руки подхватили министра, подняли, а он принялся отбиваться, выставил перед собой локоть, который тут же был блокирован, а сам он обездвижен – два человека потащили его, а он пытался сказать агентам, чтобы они подождали, что ему надо взять кусок его языка, но тут перед ним оказался один из «эскалейдов», он увидел прижимающихся к капоту агентов с пистолетами, они стреляли, но он почти не слышал выстрелов, они целились в разных направлениях, – это был не просто взрыв бомбы, а целая атака, – потом агенты засунули его во внедорожник, где он столкнулся с кем-то – с президентом, – и они оба упали, переплетясь телами, дверь захлопнулась, кто-то сильно ударил по ней, и, прежде чем он или Рамирес успели пошевелиться, водитель нажал педаль газа и машина сорвалась с места, а их прижало к спинке заднего сиденья. Снова звуки выстрелов, теперь он слышал их четче, быстрая череда хлопков, потом хруст, сопровождаемый вибрациями, их снова резко швырнуло в сторону – «эскалейд» задел что-то, – ад за окном, лимузин и, наконец, резкое ускорение: водитель миновал опасную зону.

Лиги посмотрел вниз и понял, что лежит на президенте. Начал было двигаться, но остановился, закрыл тело Рамирес своим, улегся на ней, как любовник. Их лица разделяли считаные сантиметры. Он видел ее расширенные зрачки, порванную щеку, ощущал запах дыма и духов, а его рот наполнялся кровью, и машина набирала скорость. Водитель сказал что-то, но в ушах у Лиги стоял гул, и он не разобрал слов. К тому же ему мешала неотвязная мысль, настойчивый голос снова и снова повторял в его голове: ты сам во всем виноват.

Лук Хаммонд проснулся с беззвучным криком.

Кричал он оттого, что видел, как его сыновья сгорают заживо.

Джошуа сгорал в небе – его «Виверна» развалилась на части, топливо взорвалось яркой вспышкой, попало ему в легкие, обожгло изнутри, а он падал и падал, бесконечно. Зак горел в танке, запутавшись среди покореженного металла, горели его волосы, кожа шла пузырями, а густой черный, удушающий дым заволакивал мир полимерной вонью.